Ее звали Олькой. Родом из Брянска. В Москву ее вызвал любимый парень, приехавший за хорошей жизнью и большими деньгами. Он нигде не работал, снимал вскладчину с бригадой строителей квартиру и приторговывал Олькой, заставляя ее спать с ними по очереди и работать продавщицей днем на вещевом рынке, отнимал у нее все деньги, взамен обещая жениться. И вот он ее бросил, выгнал на улицу без гроша и без документов, променяв на связь с престарелой москвичкой, хозяйкой скорняжной мастерской, старше его аж на тридцать лет.
Невысокая, некрасивая девушка, с широким рязанским лицом (поросячьи глазки, нос картошкой) и невыразительным ртом. Единственным достоинством была ее молодость и свежесть, которые безраздельно принадлежали мне. Олька стала моим домашним зверьком, преданным и немногословным. Позволяла делать с ней все что угодно. Любовница и домохозяйка одновременно, благодарная мне за жалость.
Мне нравилось наблюдать за ней. Она вела себя, как настоящее животное: в минуту безделья садилась у окна и лузгала семечки, разглядывая происходящее снаружи с напряженной сосредоточенностью ребенка; выходить на улицу она боялась до такой степени, что пряталась в платяной шкаф и сидела там в темноте, пока я ее не оставлял в покое. Олька даже стала прятать одежду и разгуливать по квартире голой, только бы не покидать место, которое по моей воле стало ее углом, куда ее загнала судьба. Меня это вполне устраивало: я чувствовал себя римским патрицием, у которого есть личная раба. Абсолютная власть доставляла мне удовольствие. Но не это было главным в моей жизни.
Меня снова потянуло на вылазку в другую реальность. Я не хотел оказаться в мире номер один или номер два, воспользовавшись порталами, где я уже был, — я хотел найти лучший мир, в котором бы я стал точно тем, кем меня создала природа. И меня более не беспокоило то, что на мою почту по-прежнему приходили разные послания, смысла и цели которых я совершенно не понимал: страх прошел, мне помог преодолеть его Инферно, мастер табличек с проклятьями.
Встретился я с ним случайно: стоя в очереди на кассу в супермаркете, подслушал его телефонный разговор. Инферно заинтриговал меня настолько, что я презрел свои принципы и обратился к нему с предложением на меня поработать. Мастер изготовил восковую табличку с проклятиями моим врагам — и неважно, что я не знал их имен, — и велел расплавить ее в церкви над свечой, зажженной от лампады, перед образом Георгия Победоносца. Даже посоветовал храм, где настоятель за умеренную плату позволяет посетителям сжигать таблички. Заверил меня, что это работает безотказно: у него гарантия от самого владыки ада, а также знание пяти поколений, передаваемое по наследству, в его семье.
Я сжег эту чертову табличку и с удивлением обнаружил, что несанкционированные послания на мою почту совершенно прекратились: пропал даже спам. Эффект налицо. Пришла пора отправляться в Прагу, где я рассчитывал найти ответы на свои вопросы. Я планировал захватить с собой аппаратуру для открытия портала и провести в Праге не более двух недель, а также попытаться вступить в контакт с кем-либо из Мальтийского ордена.
Для начала я озаботился Олькой, которая оставалась в моей квартире одна (по-прежнему боялась выходить наружу), и поручил ее девушке по соседству (нашел ее по Интернету), она обычно ухаживала за домашними питомцами во время отъезда хозяев. Велел приносить Ольке продукты и присылать мне на почту отчеты раз в два дня. Сама Олька не умела даже пользоваться скайпом, ее интеллект позволял лишь играть в шарики: видимо, наследственное от испорченных алкоголем генов ее родителей. У нее был разум пятилетней девочки. Когда я овладевал Олькой, мне казалось, что я словно насилую саму невинность, и это возбуждало; ее тело трепетало от страха, точно это было с ней в первый раз, будто она заново рождалась для любви, совершенно забыв прошлое.
Мои приготовления к отъезду произвели на Ольку неизгладимое впечатление: она молча сидела в углу и, словно зачарованная, неотрывно наблюдала, как я укладываю багаж. Перед самым уходом кинулась мне в ноги и долго меня не отпускала, признаваясь мне в любви на доступном для нее языке: целовала руки, тихо скуля, как собака, замочила все рукава сорочки слезами и твердила одно и то же: «Миленький мой, я хорошая, не бросай меня». Чтобы освободиться, мне даже пришлось применить силу и отпихнуть Ольку ногой.