Алина кончает с долгим стоном. Щелк!
Сергей медленно вставляет хуй в истекающее соками лоно. Щелк!
Хуй входит в пизду. Щелк!
Хуй выходит из пизды. Щелк!
Алина выгибается, как кошка. Щелк!
Руки Сергея сжимают груди. Щелк!
Алина кричит. Щелк!
Сергей вынимает хуй и дрочит, нависая на телом женщины. Щелк!
Сперма брызжет на аккуратный животик, на пизду Алины, застревает в курчавых зарослях лобка. Щелк!
Си Унь спрятала фотоаппарат за пазуху и побежала к лесу.
Разбросав лапник и снег, откопала электросани. Завела и, лихо развернувшись, направилась к городу. По дороге есть отличный бар, где можно выпить немного пива и съесть пару-тройку русских (уже полюбившихся) беляшей. Она заслужила небольшой отдых.
Пункт 22
Си Унь показала Вождю коробочку с иглами. Путин натянуто улыбнулся:
– Надеюсь, это не больно.
– Не больнее пощипываний младенца, Владимир Владимирович. И после игл Вонг Пей на теле не остается никаких следов.
– Ну, это я, пожалуй, вынесу.
«Это вынесешь», – подумала Си Унь, глядя, как Вождь снимает рубашку. Торс Путина был дряблым, морщинистым. Седые волоски топорщились на вислой, как у многажды рожавшей бабы, груди, выстроились в почетный караул вокруг коричневых неровных сосков, выглядывали подмышками.
Вождю и вправду было необходимо омоложение.
– Прилягте, Владимир Владимирович.
Путин улегся на массажную кровать.
Си Унь вынула из коробочки иглу и вонзила ее под правую лопатку Вождя. Путин хмыкнул.
– Не больно, Владимир Владимирович? – для порядка осведомилась девушка (ответ- она знала).
– Нисколько.
Вторая игла вонзилась под левую лопатку, третья – в район поясницы, четвертая -рядом с позвоночником. Скоро веснушчатая спина Вождя напоминала ежика.
– Переворачивайтесь на спину.
– Вы уверены?
– Так надо, Владимир Владимирович.
Путин перевалился на спину. Утыканная иголками спина на два-три сантиметра зависла над поверхностью массажной кровати.
По лицу Вождя разлилось блаженство.
– Чувствуете? – склонилась над ним Си Унь.
– Потрясающе. До чего приятно… Как… Как. Не могу подобрать слова.
– Как если бы крошечные человечки целовали каждую клеточку вашего тела.
Путин удивленно посмотрел на девушку.
– Абсолютно верно! Просто тютелька в тютельку.
Он зажмурился, как кот, наевшийся сметаны.
– Переворачивайтесь, Владимир Владимирович.
– Си Унь, – взмолился Вождь. – Еще минуту.
– Нельзя, иначе иглы начнут внедряться в зоны расслабленности.
Путин вздохнул, перевернулся на живот.
Китаянка вытащила иглы одну за другой.
Вождь сел на кровати.
– Через три дня морщинки на вашей спине разгладятся, она станет не такой… не такой…
– Дряблой?
– Кожа станет моложе на двадцать лет, – твердо сказала Си Унь, глядя в выцветшие глаза Путина. – А межкостные хрящи станут гораздо эластичней.
– Надеюсь на это.
Он встал, надел рубашку.
– Ну что же, до следующих процедур, Си Унь. Пойду, работа ждет.
– Владимир Владимирович, – выпалила девушка.
– Да.
– У меня есть еще кое-что для вас.
Он удивленно уставился на нее.
– Вот как? И что же?
Через USB шнур Си Унь подсоединила фотокамеру к плазменному экрану.
– Хотите порадовать меня сочинскими пейзажами? – спросил Путин, в голосе которого сквозила тревога.
– Не совсем, Владимир Владимирович.
Когда на экране появилась первая фотография: целующиеся Алина и Сергей, Путин издал звук, напомнивший Си Унь ворчание панды из Пекинского зоопарка.
Затем последовали:
Алина на полу. Ноги раздвинуты. Пизда раскрыта, как книжка.
Сергей на коленях, впиваясь губами в клитор.
Алина стонет.
Си Унь взглянула на Путина: тот метался в себе, как тигр в клетке. В расширившихся глазах сверкал смертный приговор для любовников с фото.
Сергей вставляет хуй в истекающее соками лоно.
Хуй входит в пизду.
Хуй выходит из пизды.
Алина выгибается, как кошка.
Руки Сергея сжимают груди.
Алина кричит.
– Сука ебаная!
Си Унь не успела и охнуть, как в руках Путина появилась китайская ваза. Через секунду эта ваза врезалась в плазменную панель, разлетевшись на черепки. Экран потух, на нем появилась радужная трещина.
– Выблядная проститутка! Хуебенапиздоебанотраховыблядочная уебанка!
Путин метался по помещению. Си Унь спокойно наблюдала за ним. Она улыбалась, но ни на губах, ни в глазах не было ни смешинки.