— Угостишь! — сказала она. — Угощенные они подобрее да побогобоязненней будут!
И вот, крадучись, что б соседи не заметили да что б разговоров лишних не было, пустились они в путь. Привычной дорогой пустил Макар Павлыч коня. В этих местах знал мужик каждую ложбинку, каждый распадок, каждую елань. Сколько раз бывал он здесь раньше! Сколько раз этой самой дорогой ездил он за тунгусским промыслом! Памятна ему эта дорога. И оттого кряхтит он сердито и в ругани отводит сердце против порядков новых, против власти новой: не стало ему нынче ходу, приходится вот теперь воровски, с оглядкой к покручникам пробираться.
Ругался Макар Павлыч, а Власий вздыхал, закатывал благочестиво глаза и поддакивал:
— Страшные времена! Ох, господи, страшные времена!
5.
К тунгусскому стойбищу Макар Павлыч с Власием добрались в еще раннюю пору. На заснеженной полянке выставилось три чума: три семьи остановились тут перед выходом в село. Над чумами курились дымы. На полянке с лаем бесновались собаки. Где-то меж деревьями мелькали отдыхающие олени.
Макара Павлыча и Власия тунгусы встретили так, как встречают в тайге неожиданных прохожих. Их завели в чум, с ними приветливо и радушно поздоровались, у них расспросили о дороге, о здоровье, о новостях. Их угостили чаем и жареной сохатиной.
Макар Павлыч разглядел среди тунгусов, набившихся сюда, в чум, где они остановились, своего старого покручника.
— Здорово, Савелий! — обратился он к нему, как к самому близкому приятелю. — Здорово, друг! Вот к тебе в гости приехал я с батюшкой... Люблю тебя, милый! Очень ты справедливый человек.
— Здорово, здорово! — обрадовался Савелий. — Я тебя тоже шибко люблю! Пей, друг, чай! Ешь сохатину! Ешь! Не жалко!
Власий уселся на почетное место у камелька и пододвинул к себе свою суму. Перекрестившись, он достал взятый в дорогу хлеб, мешочек с солью и матушкину бутыль с настойкой. Он поглядел на свет на бутыль, вытащил пробку и налил пахучего напитка в маленький стаканчик. Макар Павлыч наклонился к нему и шепнул:
— Савелке налейте полный, а другим можно и по половиночке!
Власий кивнул головой и протянул налитый до краев стаканчик Савелию. Тунгус осторожно взял стаканчик, от удовольствия зажмурился и прежде чем выпить вежливо проговорил:
— На угощеньи спасибо! Шибко спасибо!
Стаканчик обошел всех тунгусов. Все пили и благодарили за угощенье. Все пили и жадно поглядывали на бутыль. Но Власий, налив всем по одной, да притом еще и не полной, тщательно закупорил бутылку и спрятал ее в суму. Тунгусы вздохнули. Савелий покосился на батюшкину суму и прищурил глаза.
— Давно, ох, давно не пили! Перестали разве ее делать теперь? Пошто в лавках нету! Пошто у новых купцов не стало ее?
— Пошто? — насторожились тунгусы и потянулись жадными взглядами к Макару Павлычу, к Власию.
Макар Павлыч тихонько толкнул Власия в бок: молчи, мол.
— Делать ее не перестали, нет! — объяснил он. — В городах ее самым любезным делом выгоняют да в продажу пускают. А вот сюды, вам не допущают ее. Жалеют для вас новые купцы. Не любят вас... Не душевные они к вам...
— Ух! Плохо! — закачали головами тунгусы. — Плохо!
Но кто-то один, помоложе, просунулся из-за спин и, вынув трубку изо рта, осторожно запротестовал:
— Худо от нее! Вот от этого ее и не допускают сюда... Худо! Разве мало прежде наших людей вред от нее получали? Много! У меня отец замерз в тайге. Много-много выпил ее, одолела она его, он и застыл, как строганина, как расколотка...[5]
Тунгусы сканфуженно вслушались в слова молодого. Макар Павлыч и Власий беспокойно заерзали на песте.
— Откуда этот? — тихо спросил Макар Павлыч Савелия. — Кто его этак-то научил?
— Летом он с вашими, русскими людьми по тайге ходил. В стекла люди смотрели, камни отколачивали от хребтов, землю копали. С ними он ходил! Слова он разные знает! Много-много!..
Макар Павлыч мотнул головой и крякнул.
— Эх, милый ты человек! — весело и приветливо обратился он к молодому. — Да ведь вред-то от вина только тому, кто его жрет без пути! А кто ежели в охотку, да после охоты выпьет, то какой же вред?.. Если б был прямой от него вред, рази в городах допустили его пить? Нет! А то русским, нам, скажем, можно, а вам, тунгусам, запрет! Почему?
— Почему? — всколыхнулись тунгусы.
— Да, да! — подтвердил Власий и подумал. — «Ах, хитрая бестия этот Макар Павлыч! ловкач!».
А Макар Павлыч, окрыленный своим красноречием, расписывал дальше:
5
Строганина, расколотка — сырая мороженая рыба, которую употребляют в пищу, нарезая стружками острым ножом или разбивая на куски.