С точки зрения объема одно страусиное яйцо соответствует двум дюжинам обыкновенных яиц. В нем содержится два литра полужидкой начинки. Это означает, что если вы повар в каком-нибудь пристанционном буфете, одного такого яйца хватит вам надолго. Возможно, даже на целый день. Размером страусиное яйцо с футбольный мяч, но форма у него как у обычного, куриного. Кстати, это мне велели повторять всем туристам: Страусиное яйцо настолько совершенно, что кажется фальшивым. Оно выглядит как пластмассовое. Может быть, тех, кто придумал пластмассу, осенило именно тогда, когда они разглядывали безупречное на вид страусиное яйцо. Что касается меня, то я с трудом мог заставить себя съесть такое яйцо, поскольку боялся увидеть внутри маленького, еще не оперившегося страусенка: уж очень они были похожи на человеческие эмбрионы, по крайней мере, в моем представлении, которое сложилось по картинкам из детской энциклопедии. А если случайно съешь такого птенца? Ой-ой-ой! Правда, гренки из этих яиц получались вполне приличные.
За годы работы на ферме отец собрал коллекцию страусят-уродов. У наших подопечных было множество генетических нарушений, из-за которых страус мог иметь четыре ноги, или две головы, или вовсе не иметь головы, только гигантское туловище. Может быть, такое количество генетических дефектов объяснялось соседством нашей фермы с целлюлозным заводом, выбрасывающим в атмосферу диоксин, а может быть, хромом, или полихлоринированным бифенилом, или чем-нибудь еще. Какая разница — важно то, что эти дефекты помогли отцу собрать на ранчо «Двойное Зеро» коллекцию, которая очень его радовала, ну и что в этом плохого? Одна беда: не так уж много для меня осталось места на заднем сиденье со всеми этими яйцами и уродами.
Ресторан, который мы открыли, находился не в Бидуэлле, потому что у нас были о нем плохие воспоминания после конфискации фермы за долги и всего прочего. Но деваться было особенно некуда — только ехать в еще менее населенные края, где жизнь подешевле. Мы остановились в Пиквилле, где все было по-настоящему дешево, тут уж не поспоришь, и где практически нечем было заняться. Жители Пиквилла имели привычку убивать диких кошек. За это полагались поощрительные выплаты. Дети с младых ногтей учились истреблять всю живую природу. Еще в Пиквилле была железнодорожная станция, где раз в день останавливался поезд, идущий в другой штат. Мама решила, что рядом со станцией самое место для семейного ресторанчика: люди, мол, будут рады посидеть в тепле и покое. Там мы и открыли свое заведение, «У Растопырки» — такое прозвище отец дал когда-то одному страусенку с двумя головами. Ресторан был оформлен в традиционном духе — ну знаете, в форме суппозитория, везде алюминий с хромом и музыкальные автоматы в каждой кабинке. А сами мы поселились в задней части того же дома. Я считал себя счастливчиком. Теперь мне можно было ходить в школу получше, и дети там были получше — правда, они звали меня деревней и обвиняли в интимных отношениях с домашним скотом.
Родители купили неоновую вывеску и повесили в зале полку, где отец разместил свою экспериментальную коллекцию, а потом принялись стряпать пирожки с индейкой, и рыбные котлеты, и рагу из индейки, и еще кучу блюд, в которые входило рубленое мясо. В нашем ресторане трудно было отыскать что-нибудь без рубленого мяса. Мама решила, что ресторан не надо закрывать на ночь (так она могла совсем не встречаться с отцом, который работал в другую смену), потому что время от времени в Пиквилле сходили пассажиры с товарных поездов. Это были бродяги затравленного вида, какой бывает у людей, напрочь лишенных имущества. Иногда они появлялись у нас и заказывали жареное яйцо, и тогда отец пытался убедить их взять страусиное. Он притаскивал одно из них, и бродяги получали порцию страусиного яйца, после чего звонкая монета (как правило, мелкая) переходила из рук в руки, и бродяги исчезали.
Отец всегда верил, что на Среднем Западе живут в основном дружелюбные, общительные люди, а потому решил, что, несмотря на все свои хронические неудачи и прогрессирующую меланхолию, непременно должен развлекать каждого посетителя легкой оптимистической болтовней. Он твердо вознамерился стать радушным хозяином. Это был его последний шанс. Он упорно улыбался клиентам и даже мне, он улыбался матери, и это оказалось заразным. Я начал улыбаться кошке, которая поселилась в нашем трейлере, и даже своим одноклассникам, которые звали меня деревней. Но потом все пошло прахом из-за тех же страусиных яиц.