Дело было так. В тот вечер Джо Кейн, владелец бидуэлльского стрип-клуба, ждал своего собственного отца, бидуэлльского окружного прокурора от республиканской партии, который должен был заглянуть к нему по пути в столицу штата: там проходил какой-то громкий процесс. Поезд с прокурором запаздывал, и Джо болтался в ресторане, попивая кофе и слушая на музыкальном автомате все подряд песни Мерля Хаггарда. Несколько часов он притворялся, будто не замечает моего отца, но потом решил все-таки перекинуться с ним словечком. Он подошел к стойке и выдал вежливое пояснение:
— Жду старика. Проездом. Застрял где-то.
Наверное, отец так много думал об этом клиенте, который возник сейчас прямо перед ним, об этом сыне нашего окружного прокурора, что его нервозность возросла до предела. В уголках его рта начала скапливаться белая пена. Бывают такие шахматные партии, в которых сразу загромождается фигурами чуть ли не вся доска, — вот и отец, наверное, пытался заранее просчитать все возможные разговоры с Джо Кейном и оттого почувствовал необходимость сказать что-нибудь исключительно остроумное, а в результате изрек безнадежную глупость.
Он произнес бессмертные слова:
— Ну как у нас делишки?
— «Как у нас делишки?» — повторил Джо Кейн. Разве на свете еще не перевелись люди, способные сказать такое? Неужели эти детсадовские приветствия до сих пор существуют в нашем мире массовых школьных убийств и религиозного фанатизма? Не хватало еще услышать что-нибудь вроде сделай пи-пи или за маму, за папу. Должно быть, отец отыскал в своем мысленном руководстве главу о разговорном гамбите с подзаголовком на лице вашего собеседника появляется испепеляющее презрение, а согласно этой главе, ему не оставалось ничего, кроме как продолжать добродушную болтовню, что он и сделал.
— Кстати, а слыхали вы, что Христофор Колумб, который открыл нашу с вами землю, был жулик, каких мало? Не верите? Говорил, что может поставить яйцо вертикально, хотя это ведь возможно только в равноденствие. А когда ему не удалось поставить яйцо, он взял и разбил ему верхушку. Может, оно было вареное, не знаю. Во всяком случае, ясно, что он был не такой уж великий, раз ему пришлось разбить яйцу верхушку, чтобы заставить его стоять. Знаете, я вообще удивляюсь, с чего это мы каждый год устраиваем праздники в его честь, раз он оказался таким вруном в этой истории с яйцом. Да и не только в ней, наверно. Уверял, что не разбил яйцу верхушку, а на самом деле разбил. Вы как хотите, а это нечестно.
Чтобы проиллюстрировать свой рассказ, отец снял страусиное яйцо с полки, где лежало с полдюжины этих яиц, предназначенных для посетителей. Стойка была измазана клейким веществом от старого бекона, и кукурузным сиропом, и молочным жиром, и медом, и патокой, и сальмонеллой. Он положил яйцо туда.
— Ничего себе яичко, — удивился Джо Кейн. — Оно что, радиоактивное? Вы их в реакторе делаете?
— Я знаю о яйцах больше всех живущих на земле, — пробормотал отец.
— Ни секунды не сомневаюсь, — сказал Джо Кейн.
— Это яйцо склонится перед моей волей. Оно подчинится моей магической силе.
— Как скажете.
Отец попытался уравновесить яйцо, поставив его вертикально, однако из этого ничего не вышло. Он пробовал снова и снова. Лично я не понимаю, откуда люди вообще взяли эту идею, что яйцо можно поставить стоймя. Вы же не видели, чтобы кто-нибудь пытался поставить так банан или огурец. Но с тех пор, как на свете появились яйца, люди, похоже, только тем и занимаются, что пробуют их поставить. Может быть, это потому, что мы все ведем свое происхождение от своего рода ovum, хотя это ovum выглядит совсем иначе, чем то, которое мой отец пытался уравновесить в вертикальном положении перед Джо Кейном, но, поскольку мы происходим от некоей разновидности ovum и поскольку ближе этого нам не удается подойти к своему истинному началу, может быть, мы все слегка туповаты в том, что касается ova, хотя, с другой стороны, эти ova наверняка должны были произойти от какой-то курицы, и наоборот. Ну хватит, а то запутаюсь. Раз пять или шесть Джо приходилось убирать свою чашку с кофе из-под вихляющегося на стойке яйца. Моему отцу никак не удавалось достичь желаемого результата в смысле уравновешивания яйца — так почему же он не бросал это занятие?
Затем отец снял с полки несколько банок с формальдегидом и принялся демонстрировать Джо Кейну своих уродцев.
Джо Кейн начал составлять в уме план побега. Сейчас он и сам стал похож на страуса: дышал ртом и дожидался удобного момента, как подсадная утка в цирке — человек, сделавший свое дело и готовый улизнуть, после чего истинные уроды, то есть хозяева заведения, пустятся во все тяжкие (допустим, приклеят кость ко лбу шотландского пони и назовут его единорогом) ради облегчения кошельков публики. Мог ли Джо найти другое убежище от ливня? Хоть сарай какой-нибудь, что ли. Поближе к железной дороге.