Просмотрев ещё раз черновик отчёта, Мэлори выключил компьютер и вышел из кабинета. Обед уже давно начался.
– Носорог приплыл! – услышал он, входя в столовую. Фраза исходила от склонившихся друг к другу Коннолли и Флендерса. Кем бы ни был сказавший эти слова, он явно не особенно старался, чтобы его не услышали.
И не было смысла притворяться, будто он не знает, как его называют за спиной. Ну и пусть Носорог, снова расслабляясь, подумал он. Можешь рассматривать это как комплимент. Было бы хуже, если бы тебя прозвали Мокрицей.
– Ну что, ребята, – сказал он, взяв свой поднос в окошке и подходя к общему столу, – нам есть с чем себя поздравить?
– А то! – подхватил Патрик Коннолли. – Жаль только, что выпить нечего, кроме сока.
Он шутливо поднял пластмассовый стаканчик с томатным соком.
– За марсиан, шеф!
– За марсиан, – согласился Мэлори и тронул его стаканчиком свой. Неважно, что звона не получилось. – Думаю, на Земле мы своё наверстаем.
– Не факт, – сказал с другого конца стола Симон Лагранж.
– Что – не факт? – резко обернулась к нему Айена Иху.
– Не факт, что это марсиане. У нас нет никаких доказательств, что это разумные существа. Я бы не стал делать глубоких выводов на основании разрозненных костей.
– Вы считаете, что животные могли бы выжить в таких условиях? – усомнился Джеффри Флендерс. – Датировки дают семьсот миллионов лет. Тогда Марс уже мало отличался от нынешнего.
– Мы не знаем всего о способностях живых организмов, – уклончиво ответил француз. – На Земле известны бактерии-экстремофилы; возможно, на других планетах они могли стать базой для эволюции многоклеточных существ.
– Так или иначе, это первая находка сложноорганизованных форм жизни на Марсе, – с нажимом сказал Мэлори. – И им действительно семьсот миллионов лет! Да в Академии просто удавятся!
– Интуиция вас не подвела, шеф, – по-детски сияя, выдохнул Амаи Ори. – Я хочу сказать, насчёт семнадцатого квадрата…
– Пустяки, – с удовольствием потупившись, проговорил Мэлори. Ори был стажёром, а для того, чтобы поставить на место ершистого салагу, нет ничего лучше расчётливой скромности – смотри, твой шеф не зазнаётся, не зазнавайся и ты. И нельзя сказать, чтобы Мэлори был совсем неискренен, применяя этот приём – чтобы он действовал, нужно хотя бы частично верить самому себе. Мэлори отхлебнул глоток сока.
– Пустяки, – повторил он. – Так, некоторые практические соображения плюс везение… А где Виктор?
Только сейчас он заметил, что в столовой не было Лаи.
– Казак-то? – откликнулся Флендерс. – Ещё не выходил к обеду.
Казак, эхом отдалось в голове Мэлори. Везёт же некоторым с прозвищами. Казаком можно называть в лицо, Носорогом – вряд ли. Одно очко в пользу Лаи.
– Он в лаборатории, – сказала Лика Мальцева. – Обрабатывает данные.
– Пойду взгляну, – решил Мэлори. Отодвинув недоеденные сосиски, он встал. Ему не терпелось увидеть, над чем так засиделся Лаи.
Рабочий отдел на станции состоял из трёх помещений: медиа-зала с обычными компьютерами для повседневных нужд наподобие наведения справок и проверки почты; В-лаборатории с типовым оборудованием и А-лаборатории, где размещались самые чувствительные и дорогостоящие приборы, подсоединённые к уникальному суперкомпьютеру, созданному специально для инопланетной археологии и хранившему в своей памяти колоссальные объёмы данных об известных науке древних культурах. Для допуска в А-лабораторию требовалось разрешение от главы экспедиции, но в этот сезон ею почти не пользовались – не было необходимости.
Барнардец нашёлся там, где и должен был быть – в В-лаборатории. Едва переступив порог, Мэлори сразу увидел вздёрнутый нос и туго повязанную вокруг головы косынку, из-под которой сбоку виднелся кончик локона. Лаи, в белом рабочем комбинезоне, склонился над пультом и не услышал, как к нему подошёл начальник экспедиции.
– Так и напугать можно, – рассмеялся Лаи, развернувшись на вращающемся кресле. – Это ваш стиль – подкрадываться незаметно?