Как я оказался во главе этой треклятой экспедиции? Спросите лучше тех, кто меня послал. Думаете, я амбициозен или просто дурак, что не понимаю? Ошибаетесь, я не хуже вас знаю, что начальник из меня никакой. Я человек чистой науки и беспокойства не выношу. Но вот какая закавыка: по стандартам безопасности, экспедиции на Марс возглавляют только те, у кого общий стаж марсианской работы свыше трёх лет. А тут ещё барнардцы. Что экспедиция была совместная, вы уже знаете. Из десяти человек – четверо этих, не говорят ни на одном земном языке, кроме маори, и то с трудом. Физиология, видите ли, не позволяет. А собственный их язык звучит как смесь чавканья и фырканья. Вот то-то.
У меня был опыт работы с барнардцами, но не скажу, чтобы я горел желанием его повторить. И вообще не выношу организационной работы, скрывать нечего. Надо было Миллера посылать, ясно как день – он прирождённый администратор. Но только Миллер на маорийском ни бум-бум, а это катастрофа для экспедиции. На марсианском раскопе через переводчика не пообщаешься. Да и стаж у него не дотягивал… Почему я не отказался? Отказался. Только через неделю меня вызвали на ковёр в комиссию ООН по археологическому наследию Марса, а за столом сидел не кто иной, как Раджив Сойер. Мой бывший ученик, а теперь председатель комиссии. И вот я стою перед ним, как нашкодивший котёнок, а Раджив постукивает «паркером» по столу и с холодной вежливостью осведомляется, почему это я срываю программу, в которую уже вложены деньги.
Я, естественно, отвечаю, что на Марс не хочу и что нет таких полномочий, чтобы меня туда услали против моего желания. Тут он усмехнулся так гаденько и говорит:
«Полномочий, конечно, нет. Но мы с вами ведь знаем друг друга, не так ли?»
И выдаёт мне одну давнюю историю, довольно неприятную. Всё помнил, мерзавец! У меня пот по спине ручьём, а он спокойно говорит:
«Не хотите огласки – подписывайте контракт».
Мстил он мне, вот в чём дело. А впрочем, не в этом… Да, вы правы – я мог бы посопротивляться. Но я не видел смысла. В конце концов, марсианский проект хорошо финансируется. А вы бы сильно сопротивлялись, если бы вам предложили пожить на комфортабельной станции с душевой, столовой и отдельными спальнями? Ну, копать, конечно, приходится в скафандре, но ведь я уже это делал раньше.
В административную работу я вникал по ходу дела. Оказалось, в техническом плане ничего сложного. Следишь за чередованием смен, полевой и лабораторной, составляешь график работ, отправляешь отчёты на Землю. Труднее всего было с техникой безопасности. Сами знаете, какие условия на Марсе. Каждый ляпсус может стоить жизни. Поэтому введена система штрафных баллов. Это не я придумал, системе уже лет восемьдесят. За разные проступки начисляются штрафные баллы, от трёх до пятидесяти. Набрал двести – на три года лишаешься допуска в любые экспедиции, даже земные. А если стажёр, то и стажировка не засчитывается. Жестоко? Ну нет. Помогает отсеять брэдберистов. Кто действительно хочет быть учёным, призадумается. А кто летел на Марс за острыми ощущениями, тому в археологии делать нечего – адью!
Больше всего мне задавали барнардцы. Штрафные они всерьёз не принимали, в особенности Амаи Ори, который развлекался хакерством. Из-за него несколько раз летело программное обеспечение, и я уже подумывал, что выпишу ему волчий билет. Кстати, доктор, вы знаете, что из тридцати шести археологов, погибших за столетие раскопок на Марсе, двадцать восемь были барнардцы?
Да, вы правы. Расслабиться? Расслабиться… Чёрт… Посмотреть на потолок, сосчитать до десяти. Раз, два, три, четыре… Итак, барнардцы. Чёрт их знает, что они такое; про них рассказывают разные небылицы, например, что у них групповые браки и так далее. Насчёт групповых браков не знаю, а вот про складной меч в сапоге правда – на станции в соседнем секторе был такой случай, приехал к ним один с мечом и наотрез отказался сдавать в камеру хранения. У меня такого не случалось, у меня их было три стажёра и одна дама-профессор. С заскоками, конечно. Но я сейчас не про неё.
Уму непостижимо, до чего они похожи на нас. Но вот как у них устроены мозги – этого нормальному человеку не понять. По-моему, сплошная психическая неуравновешенность. Легко ударяются то в хохот, то в слёзы. Но как они киряют! Бухают, поддают – как хотите. Видал в космопорту. Вот такусенький мюмзик выпивает пол-литра коньяка и идёт на регистрацию своими ногами. А что вы хотите, если у них метаболизм сверхскоростной? Пульс сто ударов в минуту. Правда, и живут они недолго. Пятьдесят для них уже глубокая старость.