– Тише! – сказала Ифрит. – Не нужно кричать. Мы вас слышим.
Наверное, я орал. Минутку – «мы»?
Я с трудом поднял голову и попытался сориентироваться. Позади Ифрит, во главе стола, на котором я лежал, я увидел худого, с сильной проседью в волосах, элегантно одетого пожилого мужчину. Прежде всего я увидел его лоб. Там было больше морщин, чем у меня метафор для их описания.
От него ко мне змейкой плыл дым сигареты, обрамляя его лицо, словно в одном из снятых два века назад фильмов в жанре нуар.
– Он в порядке? – спросил мужчина.
Голос низкий, скрипучий.
Ифрит кивнула.
– Думаю, да.
Мужчина мотнул головой в сторону, и Ифрит, единственный человек, казалось, искренне озабоченный моим благополучием, вышла.
Я снова попытался использовать свои коммы и по координатам джи-ди-эс понять, где нахожусь. Но опять получил только досадное сообщение об ошибке:
НЕАВТОРИЗОВАННЫЙ ДОСТУП.
НЕВЕРНОЕ ИМЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ
Мужчина молча смотрел на меня. Это было ледяное молчание того сорта, что не способствует непринужденной беседе. Наконец он встал и знаком предложил мне слезть со стола.
Когда я встал, тело воспользовалось случаем и напомнило моему мозгу о своих всевозможных болезненных ощущениях. Самые скверные, кажется, гнездились в правом боку. Запястье тоже горело, и я с трудом мог шевелить рукой. При каждом движении в плече возникала пульсирующая боль, а зад болел так, словно я сидел на семействе огненных муравьев.
Комната вдруг ярко осветилась. На стенах появились какие-то обобщенные, без конкретных особенностей, картины дальних пляжей.
– Café? – предложил мужчина, положив сигарету на край стола.
Я кивнул и уселся на стул между столом и стеной. Стул был неудобным, его нельзя было приспособить по себе.
– По-турецки, – велел он принтеру; его левантийский акцент превратил «у» в двойную долгую гласную «о».
Вскоре из ниоткуда возник небольшой медный котелок с деревянной ручкой. Рядом с ним на небольших узорных блюдцах стояли две маленькие керамические чашки. Мужчина поставил чашки на поднос и пошел обратно ко мне.
Поднос с кофе он поставил на пластиковый стол. Потом, уверенно держа котелок за ручку, разлил кофе по крохотным чашкам, заполнив их на три четверти.
– На моей родине, далеко отсюда, маленький человек с маленькой тележкой варит кофе так, как следует, – сказал мужчина. – Мне потребовалось много времени и много читов, чтобы уговорить его позволить мне это скопировать, но теперь я могу воспроизводить его где угодно[6].
Он сделал осторожный глоток. Мне стало интересно, действительно ли он думает, что у этого кофе вкус оригинала из его воспоминаний.
Он забрал сигарету со стола, снова затянулся и сел на стул напротив меня, показывая, что пора переходить к делу.
– Меня зовут Моти Ахави. Вы гость «Агентства ЗВВ» – «Агентства путешествий по земле, воде и воздуху». – Он раскинул руки, показывая на помещение. – Вот где вы находитесь. Мы обслуживаем жителей Леванта и тех, кому недоступна телепортация. Я здесь отвечаю за безопасность.
Ну, по крайней мере, меня никуда не телепортируют.
– Меня зовут Джоэль. Джоэль Байрам. – Я замолчал, выжидая, чтобы посмотреть, вызовет ли мое имя какую-нибудь реакцию. Не вызвало. Надеюсь, это означало, что мое лицо еще не появилось на всех коммах. – Позвольте спросить, зачем туристическому агентству служба безопасности?
Он едва заметно улыбнулся.
– Мир – опасное место, мой друг. Люди не хотят, чтобы во время путешествий с ними случались неприятности. Вы ведь согласны с этим?
– Я отчетливо это понимаю.
Он умудренно кивнул.
– Йоэль, у меня есть к вам несколько вопросов.
Его карие глаза смотрели сосредоточенно, но спокойно.
Я тщетно попытался сесть поудобнее. Большинству допрос в службе безопасности турагентства мог бы показаться бессмысленным, но для меня это определенно была положительная перемена. Я кивнул, приглашая его продолжать.
Левантийцы – занятный народ; до Последней войны здесь на протяжении нескольких тысячелетий непрерывно происходили региональные конфликты. В моем положении важнее всего было то, что их культура запрещала телепортацию людей. Следствие действия религиозных эдиктов, принятых еще до войны.
Моти отхлебнул еще глоток кофе и проглотил.
– Отпечатки ваших пальцев и сетчатка совпадают с отпечатками и рисунками сетчатки человека по имени Йоэль Байрам.
– Да. Джоэль Байрам, – поправил я. – Это я.
Он не обратил внимания на мою поправку.
– Но ваши коммы не зарегистрированы. Вы понимаете, что мне интересно почему?
6
На случай, если вы вернулись к бартеру или еще к чему-то, читы – это гибкая всемирная блокчейн-криптовалюта, на которой основана наша экономика. Читы невозможно подделать, и они обессмысливают любые финансовые преступления. Конечно, это не исключает другой вид мошенничества – социальную инженерию. Стандартные читы привязываются к конкретному индивиду для того, чтобы иметь возможность расплачиваться за услуги. Существуют также уникальные типы читов, которые можно обменивать. Эти читы сопоставимы по ценности с нормальными, но коэффициент иной. Например, стоимость муниципальных пищевых читов может составлять восемьдесят процентов от стоимости нормального чита, чтобы учесть местные экономические условия и обеспечить всех питанием. Но ценность большинства рабочих читов напрямую связана со спросом и предложением в определенной отрасли, а также с состоятельностью того юридического лица, которое производит данную продукцию. Идея заключается в том, что «цена» чего-либо непостоянна и связана с запросами в реальном времени, обеспеченностью финансами производителя и тем процентом этого обеспечения, который задействован в производстве. Звучит сложно, но именно благодаря этому никто не голодает, и ни один человек, ни одна корпорация не могут манипулировать рынком за пределами его естественной эластичности.