Что-то в его ломаном английском и в его спокойствии приводило меня в ужас. Но я, в общем, испытывал некоторое облегчение от того, что мы не ходим вокруг да около.
Не забудь: твоя цель – отыскать Сильвию.
– Да, – ответил я. – Мои коммы как будто сбрендили.
– Что значит «сбрендили»?
– Не работают. Только что работали нормально, а в следующую минуту… – Не болтай лишнего, Джоэль: ты не знаешь, с кем разговариваешь. – …я оказался у вашего порога.
– У вас неприятности? Хотите, чтобы мы позвонили в полицию? – спросил Моти.
– Да, но… нет! Не звоните в полицию! – крикнул я, но тут же взял себя в руки. И спокойно сказал: – Послушайте, тут была женщина. Ее зовут Пема. Она велела мне прийти сюда. Сказала, что вы, ребята, поможете.
Моти выслушал мой ответ и на несколько секунд задумался.
– Пожалуйста, допивайте кофе.
Я нервно допил теплый черный приторный напиток, стараясь не затронуть осадок на дне. В колледже я недолго встречался с левантийкой, и она научила меня пить кофе по-турецки. Так как этот кофе кипятят, не фильтруя, приходится пить, наклоняя чашку под особым углом, чтобы осадок не оказался во рту.
Как он оказался в моем.
– Тьфу!
Я выплюнул горький осадок, облепляющий язык, развеселив своего хозяина.
Вошла Ифрит и поставила передо мной стакан с водой. Моти отобрал у меня чашку, накрыл ее блюдцем и быстро перевернул.
Что за черт?
Когда он начал крутить чашку, я заметил, что он внимательно смотрит на липкий осадок.
Тассеография!
Я слышал о ней от своей бывшей девушки, но сам никогда не видел. Гадание на кофейной гуще – один из старейших обычаев Ближнего Востока, восходящий к восемнадцатому веку. Когда человек допьет кофе, изучают форму и очертания оставшегося темного осадка. Считается, что так можно узнать о прошлом, настоящем и – что особенно важно для меня – будущем того, кто пил этот кофе. Очень любопытно, особенно учитывая, что мое будущее читает по кофейной гуще глава службы безопасности туристического агентства.
Моти поставил чашку и поцокал языком.
– Заки! – крикнул он. – Заки! Заходи и прихвати планшетку!
Планшетку. Где мы? В Средневековье?
Почти немедленно через стену слева от меня вошел еще один парень. С виду твердая стена, когда он проходил сквозь нее, «размягчилась» и обогнула его, как вода. Вначале я решил, что это проекция, но никакого красноречивого мерцания не было. Меня также заинтересовало, почему Ифрит предпочла пользоваться дверью, если могла просто пройти сквозь стену.
Может быть, театральный эффект. Да что же это за турагентство?
Человек по имени Заки подошел к столу. Рослый, с большими руками и с длинными, до плеч, русыми волосами. Одет он был во все черное: черная рубашка на пуговицах заправлена в облегающие черные джинсы, на ногах – блестящие черные мокасины. Лицо у него было круглым и плоским, как блин. И мягким, хотя взгляд – пристальный, жесткий, который не дрогнул, когда он протянул Моти металлическую планшетку. В реальной жизни я никогда не видел такую древность.
Моти усмехнулся, видя мое нескрываемое удивление.
– Простите. Мы здесь немного старомодны. – Он по-мальчишески ласково погладил планшетку, блестя глазами. – Я люблю старые вещи. Бумагу и ручку гораздо трудней украсть, чем биты и байты. – Он помолчал, прежде чем продолжить: – Ты слышал, что он сказал, Заки?
Заки небрежно ответил глубоким баритоном:
– Да, слышал.
Моти тем не менее повторил:
– Он сказал, его пытаются убить.
Заки пожал плечами. Он подошел к принтеру и сказал:
– Cigariot.
Появилась пачка сигарет «Тайм», левантийский табачный ретробренд, входивший в моду у хипстеров. Заки вынул из пачки сигарету и повертел в руке.
Моти посмотрел на меня.
– Йоэль, я вам верю. – Не меняя направления взгляда, он спросил: – А ты ему веришь, Заки?
Заки обдумывал ответ ровно столько, чтобы я неловко заерзал. Он снова покрутил сигарету в пальцах. Суетливые люди заставляют меня нервничать.
– Да, – сказал он. Голос у него был такой низкий, что в другой жизни он мог бы стать оперным басом.
Моти пролистал несколько исписанных листков настоящей бумаги, пока не нашел чистый.
– Заки, карандаш!
Заки нисколько не обиделся (мне-то казалось, что человек такого сложения должен рассердиться на резкий приказ). Но Заки запустил пальцы в длинные волосы у себя за ухом, достал желтый карандаш и пустил по поверхности стола к Моти. Тот остановил его кончиком указательного пальца и взял в руку.
– Прекрасно. Происхождение запланированного устаревания, – сказал Моти, глядя на приспособление для письма. – Люблю старые вещи, наверное. – Он помолчал, прежде чем продолжить. – Так куда вы сегодня направлялись?