Поэтому они весело проводили время за рощей на пригорке. Или в ней, когда на небе показывались немецкие самолёты. Пищу принимали, как нормальные люди, из котла, а не жевали сухари с консервами из рюкзака с НЗ. Тренировки, само собой, как незбежное и привычное зло, тоже были, но искупаться в речке чуть поодаль, где кусты нависают над водой, сержант дозволял каждый день. Не война, а санаторий какой-то, пионерский лагерь, — высказался как-то Знобин.
— Так что ты не прав был, наш сержантский товарищ, — съехидничал как-то наводчик командиру, нежась на травке после купания. Знобин напомнил командиру о его прогнозе торчать в засаде два дня или два часа. Ответил сержант стандартно и лениво.
— Устав забыл? Командир всегда прав. Немецкие самолёты летали эти дни? Летали. Могли следы от гусениц заметить, которые посреди луга заканчиваются? Могли. И что тогда? А тогда тихонечко подогнали бы пушечку, из кустиков сделали бы два выстрела, и полетела бы похоронка в тыл на героически погибшего рядового Знобина.
Ответить на это нечего. Сержант, как всегда, технично и без напряжения, опустил Знобина на твёрдую землю с поднебесных высот его глупых фантазий.
— А на вас бы не полетела, — пробурчал Знобин. Как не оставить за собой последнее слово?
— И на нас бы полетела, — согласился сержант, — но по твоей вине. Это ж твоя идея была. Поэтому ты никогда старше ефрейтора не поднимешься. Нет у тебя… — сержант пощёлкал пальцами, подыскивая слово, — стратегического мышления, вот!
Уже пару дней назад неопределённость их положения стала истаивать. Бывало раньше такое: занимали позицию, замаскировывались, ждали, а потом снимались и уезжали, не сделав ни одного выстрела. И сейчас им запрещали обстреливать немецкие самолёты. Неопределённость методично уничтожалась приближающейся канонадой. Германское наступление продолжалось, Гудериан останавливаться не собирался. Ожидание изматывало бойцов, а сознание того, что противник до них никак добраться не может, вселяло оптимизм. Дают немчуре прикурить, раз они так медленно ползут.
— У, блять! — лениво изрёк Ковалёв. Из воды вышли двое, заряжающий, прибывший три дня назад до заполнения штата, и пулемётчик. Спугнули лягушку, которая запрыгнула на могучую грудь Ковалёва и притаилась в редколесье курчавых волосков.
Флегматичный, когда не сидел за рычагами управления машиной, механик-водитель прогонять лягушку не спешил. Так и смотрели они друг на друга с задумчивым видом, пока земноводному не надоело, и зелёная попрыгушка не ускакала дальше.
Слово «Наконец-то», вырвавшееся из уст Знобина относилась не к появлению на том берегу солдат в форме цвета фельдграу, презрительно именуемого красноармейцами мышиным. Открыто они высунулись позже. Не только немцы учили РККА, обратный процесс тоже происходил. На противоположный бережок не выехала мотоциклетная разведгруппа, вообще никто даже носа не высунул. Но разведка, безусловно, там уже была. И корректировщики огня. Иначе, почему так точно они стреляют? Эти возгласом Знобин приветствовал первый немецкий выстрел, тем паче, что он был пристрелочным и не по ним.
До Знобина доходит, насколько предусмотрительным оказалось их командование, включая сержанта Егорова. Последние сутки они сидели в «гнезде», не высовываясь. Немецкая разведка вряд ли больше нескольких часов тут паслась. Знобин прогоняет холодок от сердца, а если бы они нырнули в «гнездо» на глазах у немцев? Кончилась бы на этом их война.
— Блять… — тихо ругнулся ещё кто-то, когда в роще на пригорке раздался очередной разрыв. Тяжкая неопределённость закончилась, начинается жутковатая ясность. Дальше бойцы молчат, возможно, кто-то тихо про себя молится. Немецкие снаряды рвутся всего в сотне-полутора метров от них. Маловероятно, что им достанется случайное и точное попадание, но логика обычно забивается в дальний уголок при близкой и смертельной угрозе.
Немцы методично выкашивают рощу. Кто-то порадовался на том берегу, когда после точного попадания взлетела, но ненадолго, в воздух сорокопятка.
— Пару пушек на прямую наводку подтащили, — комментирует сержант и даёт стереотрубу Знобину. Ему огневые точки подавлять, должен знать, где. Знобин протискивается к командиру.
— Заметил? Вторая метров на сто правее…
— Как бы они там наших не зацепили, — переживает новенький член расчёта, веснушчатый блондин из Брянска.