— Как можно вести боевые действия без потерь? Что вы такое говорите, товарищ маршал? — голос мой полон искреннего недоумения. — Просто потери фронта относительно невелики и с большим запасом перекрываются поставками новой техники, освоением трофейной и мобилизационными мероприятиями.
— Дайте общую сводку по потерям, товарищ Павлов, — вмешивается Сталин. Его тон в отличие от Кулика абсолютно мирный.
— Точно не могу сказать, цифры постоянно меняются, но примерно так. По личному составу: не более тридцати тысяч убитыми и ранеными, из которых многие возвращаются в строй. По самолётам: боевые потери около двухсот машин. По танкам… даже не знаю, товарищ Сталин. Массированного применения танков пока не было. В общей сложности, два-три десятка машин. Из них часть трофейные, и не меньше половины возвращается в строй после ремонта.
— С другой стороны, за счёт мобилизации, включения в состав войск окруженцев и просто отступивших на нашу территорию частей и соединений наших соседей, фронт получил дополнительно почти полторы сотни тысяч красноармейцев и командиров. Трофейных танков, которые мы захватили или отремонтировали после боя, около двухсот. Плюс поставки. Трофейных самолётов, либо наших, возвращённых после захвата аэродромов, у нас примерно сто двадцать машин. Плюс поставки и ремонт ранее неисправных ещё триста самолётов. Так что общий баланс таков: по личному составу — плюс сто двадцать тысяч бойцов, по самолётам — плюс двести двадцать машин, по танкам — плюс двести восемьдесят единиц бронетехники, из них двести — трофейные.
Собрание генералов, маршалов и им приравненных слегка ошарашенно смолкает. Сталин загадочно улыбается.
— Итак, — возвращаюсь к теме, — вермахт не может позволить себе оставить без внимания Западный фронт, который в любой момент может ударить по коммуникациям и в северном и в южном направлении. Поэтому гитлеровцам придётся формировать вокруг Белоруссии полноценную линию фронта. Тем самым недопустимо рискованно размазывая свои войска.
— Они же вторглись в Белоруссию с двух сторон от Минска? — тон товарища Жюкова нейтрален, но чем-то он мне тоже не нравится. Пренебрежительно хмыкаю.
— Слишком громко сказано, — обращения совсем не употребляю, отзеркалить не могу. — Фон Бок, — или кто там у него командует? — даже на границу Белоруссии не вышел. Гудериан за две недели прошёл всего полсотни километров и прочно застрял. Если поторопится, может успеть выскочить. Если замешкается, будет уничтожен.
Сталин с удовольствием пыхает трубкой, Будённый с Ворошиловым выглядят умиротворёнными, реакция остальных, — Тимошенко, Жукова, Кулика, Мехлиса, Кузнецова, Кирпоноса, — не понятна. Берия отсутствует.
— Что вам нужно, товарищ Павлов, чтобы усилиться ещё больше? — с характерными интонациями спрашивает Сталин.
— Подробные заявки по боеприпасам мой штаб отсылает. Со своей стороны обращаю ваше внимание, товарищ Сталин на две позиции: ГСМ, топливо в случае наступательных операций или манёвров тратиться с удручающей скоростью. И бомбардировщики Пе-2, которые я считаю стратегическим ресурсом. От чаек не откажусь.
Сталин кивнул, де, понятно, всё будет. Ну, посмотрим. А пока доклад закончен, можно сесть и послушать остальных. Послушал. Усмехаюсь, какие всё-таки хитрованы. Локальные успехи по сдерживанию немцев как-то невзначай приписывают себе. Никто из тандема соседей, Кузнецов и Жюков, не упоминает, что коммуникации противостоящих им группировок я периодически разоряю. Ага, проходили! У победы много отцов… зато жаловаться мастера.
— К сожалению, Западный фронт забрал у меня 9-ый мехкорпус с лучшим генералом, — тон товарища Жюкова сдержан и где-то мужественен и стоек. Как бы он, невзирая на трудности, справляется со сложнейшими задачами.
Не испытываю желания спорить, только насмешливо хмыкаю. Однако этого хватает для возникновения паузы.
— Хотите возразить, товарищ Павлов? — Сталин еле заметно ухмыляется в усы. Даже ему, не профессиональному военному ясно, что товарищ Жюков сморозил.
— А что тут возражать, товарищ Сталин? — намереваюсь встать, но Сталин еле заметным движением руки останавливает. Экий я царедворец! Уже малейшие жесты патрона улавливаю.
— Товарищ Ж-жуков, — бля, чуть не сказал «Жюков», — заголил мне фланг на сотни километров. А теперь жалеет полуразгромленный мехкорпус, в котором и танков почти нет. У меня линия фронта из-за него и Кузнецова увеличилась в два с половиной раза, а он мне окруженцев своих отдать жадничает.
Жюков багровеет, но сдерживается. И не потому, что такой крепкий, а просто возразить нечем. Не блажить же, как на базаре.