— Не тебе! — рявкнул, обернувшись, Варнаков и опять захрипел в пустоту: — Алтай, собака…
Он поскользнулся и ударился лбом о скалу. Пришли куда надо.
Ленька неуклюжей куклой ежился на ветру. Варнаков сбросил с него рюкзак, втолкнул в расселину и, согнувшись, стал копать снег. Это было то самое место, где когда-то с Алтаем прятали продукты. Ленька вытер меховой рукавицей нос и тоже принялся разгребать снег.
— А чо это с палаткой? — спросил, недоумевая, толком еще не проснувшись.
— Чаво, чаво, — тяжело дыша, проворчал Варнаков. — Лопнула — не просушил вовремя, она и подопрела!
— Как воздушный шарик лопнула? — Ленька скалывал плотный фирн ледорубом, а Костя выбрасывал снег пригоршнями и крышкой от котелка.
— Как шарик! Проверенный электроникой, — пробормотал, злобно скалясь.
Углубились на метр — маловато. Выбрали из-под себя еще полметра. Варнаков уже собирался накрыть яму днищем от палатки, уже знал — спасены. Снежная пещера, примус — через минуту здесь должно быть тепло. И тут его нога ушла в пустоту. Он попытался встать — провалился второй ногой, качнул ею и нащупал в пустоте скальную опору. Рантлюфт — пространство между ледником и скалой.
— Ленька, осторожней, — крикнул. — Достань фонарик.
Сам нырнул под снежный занос в полную тьму, чиркнул спичкой и опять высунулся, засмеялся, диковато скалясь:
— Ничего, здесь все-таки лучше, чем на ветру… Подай-ка рюкзаки.
Луч света ослепил. К счастью, фонарик не был утерян и Ленька включил его, протолкнувшись следом за рюкзаком в рантлюфт. Здесь было удивительно тихо — видно, щель на всем протяжении основательно забило снегом, и было холодно, как в брошенном доме — справа скала, над головой и слева лед, уходящее в стороны узкое пространство вдоль стены, тянувшееся насколько хватало видимости.
— Надо хоть какую полку найти, — раздался гулкий голос Леньки.
— Нараскорячку долго не просидишь.
— Только осторожней, — согласился Варнаков, сел на рюкзак, уперев ноги в ледовую стену, сунул руки под мышки и только тут почувствовал, что обморозил их. Начинало знобить в промокшей одежде.
Луч света мигнул в десяти шагах и пропал. В следующий миг, как из-под земли, раздался далекий и глухой крик.
— Ленька?! — заорал Варнаков и стал на ощупь пробираться вперед… Луч фонаря неожиданно выскочил из тьмы. — Ты чего?
— Тут пещерка, — дрогнувшим голосом сказал Ленька. — И человек в ней. Мертвый.
Пещерка была размером в три палатки, поставленные паровозиком.
Луч света упал на отриконенные ботинки, на горку консервных банок.
Спальный мешок с телом. Варнаков сразу узнал спальник Алтая — повел выше лучом фонаря… Он лежал на спине, но голова повернулась к плечу и длинные пряди волос закрывали лицо. Среди них кое-где чернела кожа.
— Вот где твоя последняя стоянка?! — пробормотал Варнаков и опустился на колени.
— Это Алтай, да? — допытывался Ленька.
— Алтай!
Ни другого грота, ни полки они не нашли. Пришлось перенести вещи к трупу. Разожгли примус. Ленька растопил масло, из какой-то подвязки сделал фитиль. Засветила коптилка, чуть высвечивая из тьмы мертвый кокон спального мешка.
Пальцы у Варнакова отходили и пухли, а Ленька отделался на редкость легко: даже ногу не обморозил.
Варнаков вынул непослушными пальцами бронзовую пластинку и положил рядом с телом. «Мы долго искали тебя, наш милый, и никак не могли найти».
Ссохшийся отриконенный ботинок покойного был размера на два великоват Леньке, но он не мог всунуть в него ногу.
— Растопи масло и промажь, — посоветовал Варнаков.
Палатка Алтая за эти годы совсем испрела и не годилась для ночлега. Им же предстояла ночевка на Дурном. Часа через три должен был начаться рассвет. Надо было спускаться вниз. Варнаков вдруг торопливо заговорил, взахлеб рассказывая то ли племяннику, то ли трупу всю предысторию похода. Время от времени он шмыгал обмороженным носом, вздыхал и снова рассказывал про Ларису, про Алтая, про Массив.
Гудел примус, согревая пещерку. Надо было поставить чай и подкрепиться перед трудным переходом. Варнаков взял котелок и ледоруб — вылез из пещерки и застучал, откалывая кусочки льда для чая.
Он просунулся обратно и застал жутковатую картину. Спальник на покойном был расстегнут, ворот рубахи на погибшем откинут. Над трупом с серьезным взрослым лицом склонился Ленька, держа в руке коптилку.
— Ты что делаешь, сопляк? — возмутился Варнаков, готовый выдрать юнца, и в то же время с опаской поглядывая на его отчужденное лицо.