Ленька сильно вздрогнул, чуть не выронив коптилку, но не обернулся. Не спеша, застегнул спальный мешок, пробрался к гудящему примусу.
— Это у него эдельвейс на груди? — спросил.
Варнаков хмуро молчал.
— У него, — сам себе ответил Ленька. — Только ничего не видно, все черное. — Он помолчал, глядя на голубую коронку огня вокруг горелки, спросил тихо: — А ты помнишь, какой он был, этот эдельвейс?
— Как не помнить?! Я его и рисовал. Копия рисунка до сих пор где-то валяется.
Мальчишка начинал делать что-то свое, непонятное, и Варнаков это его право стал вдруг признавать именно здесь, в пещере. Сюда они шли одной дорогой. Вместе им и возвращаться. И все же… Костя чувствовал, что, возвращаясь одной дорогой, они уже идут разными путями: не чужими, но разными.
Ветер стих на рассвете. Варнаков не спешил с выходом. Они просушились, уложили рюкзаки, оделись и вылезли на поверхность.
Там, где стояла палатка — даже в относительно безопасном месте, — был лавинный вынос.
— Выходит, повезло и повезло крупно! — охнул Костя, разглядывая пропаханную лавиной полосу спрессованного снега. По ней без труда двое спустились вниз и пересекли ледопад. К вечеру, еще полные сил, они выбрались на Дурной. Ночевка оказалась не такой уж страшной. Вырубили в фирне нишу, завесили ее днищем палатки и недурно переночевали. По крайней мере, Варнаков, несмотря на обморожения, спал мертвецким сном. Инициативу взял на себя младший. Он и растолкал дядьку поутру. На остатках бензина заварил чай — канистру унесла лавина.
— Ну, ты и дрыхнешь! — выговаривал возмущенно. — Храпел всю ночь…
С Дурного скатились легко, ни камня не сорвалось вслед. А ведь столько лет подряд перевал выкидывал с Варнаковым жуткие номера.
На морене даже не остановились отдохнуть: сняли кошки и пошли к следующему перевалу. До обеда взяли и его.
Веревка, натянутая через реку тоже была на месте, а это значительно сокращало обратный путь. Варнаковы натянули ее покрепче. Первым ушел Ленька. Выбравшись на другой берег, вытянул на себя рюкзаки. Затем через реку переправился Константин. Не прошли они и полусотни метров, как увидели возле тропы шалаш, собранный на скорую руку. Из него торчали ноги в кроссовках.
— Чо, опять труп или утопленник?! — громко сказал Ленька, насмешливо указывая носом на кроссовки. Они шевельнулись и из шалаша, ногами вперед, вылез Семен. Он часто мигал припухшими глазами, кутался в овчинный тулуп. Ленька хохотал:
— Ну и чучело! Опять ты?
— Поджидаю вас, в нашем лагере скукотища. А что так рано? — будто старых друзей стал обнимать их Семен. — Ну и рожи у вас: обморозились, что ли?
Они до полудня просидели на берегу речки и дальше пошли втроем. Переночевав в другом месте, опять провалялись и проболтали до полудня. Варнаков уже никуда не спешил, лениво прислушивался к разговорам Семена и Леньки. Из них, из обоих слова сыпались, как горох из дырявого мешка. Они торопливо рассказывали друг другу о себе.
Как понял Константин из этих разговоров, три студента и две студентки второкурсники отдыхали после сессии под первым перевалом.
— Ленка, сам увидишь, классная телка! — захлебываясь рассказывал Семен. — На нее весь институт вместе с преподами западает. Она и к экзаменам не готовится, только улыбается нужным людям. Красивая, как кукла. А снял ее мой кент, Валерка. С виду — так себе: ни роста, ни массы, зато мозги с перебором, философ и мастер по ушам ездить. А телки ушами любят. Он и устроил наш поход, говорил: «Пусть будет две кадры и три чувака. Асимметрия — жизнь, где есть конфликты, там нет скуки.». Экспериментировал. Ну и доэкспериментировался… Запал на Маринку.
Маринка — со школы Ленкина подруга, при фигуре, на мордяшку так себе, в общем, ништяк. Возле Ленки крутятся всякие кадры, будто мухи у кучи, а она, как щука всех их под себя гребет и на зуб пробует.
Это я здесь, в горах понял. Валерка думает, будто он кашу заварил с нашим походом, на самом же деле все она, Маринка!
Как-то спорили мы на сюрприз: кто больше удивит. Кинули жребий. Валерке выпало с Маринкой, Володьке с Ленкой, ну а мне, как всегда, — Семен изобразил кукиш из пальцев с грязными, потрескавшимися ногтями. — Разошлись. Потом сходимся. Володька с Ленкой лежат на камне с голыми задами. Ничего другого от них и не ждали.
Маринка с Валеркой выходят из-за кустов в повязках из листьев.
Адам и Ева. Философ с умным видом раскрыл было пасть, но ни слова не сказал и закрыть ее уже не смог, потому что Маринка стала танцевать. А он только топтался на месте и разевал рот, как карась. Она устроила такой стриптиз, что у нас, у всех, даже волосы встали дыбом.