Они переглянулись с Газелием, и поэт согласно кивнул.
Ромка слез со «сцены» и присоединился к собравшимся в кучку участникам состязания. Те молча потеснились. На камень опять выбрался великолепный Газелий, и принялся декламировать, поводя руками и воздевая их к небу.
– Нет, Газелий уже не тот, – авторитетно заявил один из соперников, тощий, с жиденькой бородкой поэт рядом с Ромкой. – Видно, стар стал Газелий.
Его собрат по поэзии кивнул, теребя бороду. Ромка слушал. Его очередь была после всех.
Громкоголос декламировал так, что распугал последних птиц в округе. Взмахивая руками и трагически взрыкивая, он поведал зрителям о войне двух племён, о победах и поражениях. Каждое убийство героя и способ умерщвления перечислялись в кровавых подробностях. Зрители ахали и визжали.
– Это уже было, – скептически заметил один поэт-соперник другому.
– И не раз, – отозвался тот, презрительно фыркнув.
Громкоголос слез с камня под одобрительные крики зрителей.
Ромка взобрался на его место. Поэма. Ему нужна поэма. Он зажмурился, вызывая в памяти заученные наизусть строки. Глубоко вдохнул и начал:
Он видел, что зрители затихли на своих местах, слушая слова старика Гомера. Газелий и толстяк Громкоголос тихо шептались, не глядя на «сцену». Подслеповатый старичок-судья выпрямился и вытянул шею, вслушиваясь в Ромкину речь.
Тихо было на площади, когда Роман закончил первую «песню» о хитроумном Одиссее. Потом старый судья поднялся со скамьи и поднял сухую, бледную ладонь:
– Скажи, юноша, где ты мог слышать эти слова? Откуда ты взял свою поэму?
Ромка замялся. Он был уверен, что никто здесь не может знать этих стихов.
– Мне кажется, я знал их всю жизнь. Сейчас он вдруг возникли в моём сердце и попросились на свет.
Обмануть, ни разу не солгав. Сказать правду и не сказать ничего. Ему нужно спасти Рэма.
Старик-судья выбрался из-за скамьи и подошёл к камню, на котором застыл растерявшийся Ромка.
– Воистину это чудо, юноша. Я написал эти стихи и спрятал, желая похоронить их вместе со своим старым, бренным телом, когда придёт мой час. Не хотел отдавать их своему сыну, чтобы тот зарабатывал моим трудом, потешая публику на базарнойплощади, за кусок мяса и медную монету. Теперь я вижу, что рассердил богов. Они хотят, чтобы поэму услышали все. И люди её услышали. Должно быть, богиня вложила эти строки в твои уста, юный поэт Ром.
Ромка покраснел до ушей, а старик взобрался на камень, снял с себя венок из засохших листьев лавра и водрузил парню на голову.
– Вот победитель состязания поэтов! – провозгласил судья, и зрители радостно завопили.
Глава 22
– Неправильно! – крикнул Громкоголос. – Он читал чужие стихи! Это запрещено!
– Действительно… – пробормотал Газелий. – Это не по правилам.
Зрители засвистели, затопали ногами. Один из стоявших с края площади парней крикнул:
– А ты чьи стихи читаешь, толстяк? Неужто сам сочинял?
– Ага, сам! – крикнули с другого конца площади. – Ночами не спал, старался!
– Аж упрел весь!
– Молчать! – налившись кровью, крикнул Громкоголос. – Свои стихи я пишу сам!
– Ну да, по ночам, – насмешливо выкрикнула какая-то женщина. – С Газелием на пару!
Глаза толстяка выкатились, казалось, ещё немного, и он лопнет от ярости.
– Докажите, что я лгу! – зарычал он. – Овцекрады! Думаете, я не знаю, что вы увели стадо моего господина в прошлое новолуние!
– Вор у вора украл! – выкрикнули с площади. – Твой хозяин отнял трон у своего брата! Дочку его в темнице заморил!
– Не вам судить, грязные козопасы! – крикнул Громкоголос. – Мой господин законно занял трон!
Не обращая внимания на поднявшийся на площади крик, толстяк взобрался на камень, на котором застыл растерянный Ромка, и протянул руку к лавровому венку.
– Снимай его, мальчишка!
– Опомнитесь, люди, не гневите богиню! – надрывался старик-распорядитель, стуча посохом. – Уймись, Громкоголос. Венок вручен победителю состязания в честь богини, ты не смеешь его снимать.
– Сейчас посмотрим, как я не посмею, – с этими словами толстяк дёрнул венок. Посыпались сухие лавровые листья.
Ромка потряс головой. Сухой листок прилип к потной, липкой от краски щеке, и он отёр её ладонью. Громкоголос отшатнулся, окончательно став похожим на варёного омара: