Вблизи светлое пятно приобрело форму арки – это был сводчатый проём в стене. Они шагнули, пригнувшись под низким сводом, и очутились в просторном зале. Стены зала терялись в темноте, ярко освещён был только участок напротив входа. Посверкивали огоньками крапинки слюды в каменных плитах пола, блестел, как облитый маслом, прямоугольник алтаря.
Алтарная плита, уложенная на поперечины гранёных столбиков высотой до пояса среднего человека, была пуста. Столбики восьмиугольной формы слегка утолщались в середине, что создавало эффект напрягшейся от тяжести руки. По сторонам плиты возвышались металлические стойки, напомнившие Рэму вешалки для шляп. Витой металл стержней завершался коническими чашами – одной посередине, и несколькими поменьше, по краям.
В каждой чаше горел фитиль, пропитанный маслом. Трепещущий свет их огоньков отражался в полированном металле.
Ястреб остановился, не дойдя нескольких шагов до алтаря. Отпустил плечо Рэма и склонил голову:
– Господин.
Что-то прошелестело. Позади алтаря шевельнулась тень. Качнулись огоньки в светильниках, и тень увеличилась, распластавшись по полу диковинной птицей.
– С чем ты пришёл ко мне, Ястреб? – спросил хрипловатый, низкий голос.
Рэм, который не собирался кланяться, увидел, как из полумрака выступил силуэт крылатого существа. Странная фигура подступила ближе, качнулась вперёд, взмахнула крыльями. В сиянии масляных ламп она казалась снежно-белой, в глубоких складках её одежд багровела тьма, и Рэм вдруг понял, что это просто человек, закутанный в белый плащ. Руки человека были воздеты вверх и в стороны, а красные полосы на ткани рукавов-крыльев казались маховыми перьями большой хищной птицы.
– Ваш венценосный брат прислал ответ, господин, – произнёс Ястреб.
– Говори.
– Мне велели передать вам этого юношу, – советник указал на стоящего рядом Рэма. – Вот он.
Человек в белом одеянии двинулся вокруг алтаря. Длинный плащ скрадывал движения, и казалось, что тот плывёт над полом.
– Всего один мальчик? – человек откинул капюшон, и Рэм увидел лицо старика. Узкие, в складках тяжёлых век, глаза смотрели рассеянно, словно человек плохо видел. – Это всё, что мой брат пожелал мне дать?
– Ваш брат сказал, что этот мальчик стоит стада овец.
– Ты верный раб своего господина, Ястреб, – человек в плаще посмотрел на Рэма. – Подойди ко мне, юноша.
Рэм шагнул вперёд. Фитили в полированных светильниках еле слышно потрескивали. Тёплый воздух дрожал над алтарём, оранжевый свет переливался вслед колыханиям воздуха, и каменная плита казалась живой. Душный запах ароматических масел щекотал горло и оседал на языке приторно-горькой плёнкой.
Теперь алтарь стал виден во всех подробностях. Плита, уложенная на гранёные столбики, не была идеально гладкой. Посередине и ближе к краю её покрывали царапины разной длины, а по периметру плиту обегала глубокая канавка. Канавка прерывалась с одного угла, и хвостик её сбегал вниз, где в полу чернела дыра, очевидно, сток для жидкости.
– Посмотри на меня, юноша, – глухо сказал человек-птица.
Рэм оторвал взгляд от канавки. Такая же штука, только в десятки раз меньше имелась на кухне его матери. Или то была мать Ромки? Разделочная доска с точно такой же каёмкой по краю. Даже царапины, вроде тех, от кухонного ножа, которым мать резала кур, исчертили гладкую каменную поверхность.
Он поднял глаза, с трудом оторвав взгляд от шрамов на камне, и увидел то, что до этого скрывалось в тени: из стены позади алтаря торчали штыри, расположенные через равные промежутки. Некоторые были пусты, а на трёх, прямо над головой старика в плаще, висели страшно оскаленные маски. Лица людей, с разинутыми или скорбно сжатыми ртами. Вокруг застывших в вечной гримасе масок клочьями нечёсаной пакли топорщились волосы.
– Кто это? – едва выговорил Рэм. Вместо голоса из перехваченного горла вырвалось воронье карканье, но старик его понял.
– Это жертвы. Добыча бога.
– Вы приносите богу добычу? Как охотничий пёс?
Человек в белом плаще обернулся и посмотрел на стену, где висели маски:
– Я всего лишь служитель. Боги сами выбирают свою добычу.
– Они сами вам об этом сказали? – зло спросил Рэм. В аромате медленно сгорающего лампового масла он чувствовал теперь сладкий запах разложения.
– Бог говорит со мной, – старик шагнул вплотную и заглянул в глаза пленнику. – Он приходит ко мне ночью и говорит мне разные вещи. Тогда я просыпаюсь, и начинаю гадать, что это значит.