Под ногами что-то прошуршало, щиколотку мазнул голый крысиный хвост. Рэм дёрнулся от неожиданности и набил шишку на лбу.
– Чёрт!
– Это крыса, – спокойно отозвался Ястреб.
Впереди опять заскрипело, зашуршало, словно из одной ёмкости в другую пересыпалась куча песка. В образовавшемся проёме мелькнула сгорбленная фигура жреца.
Рэма потянули за руку, и он, согнувшись в три погибели, вскарабкался по узким ступеням, последний раз ударившись головой о край каменного свода.
Они стояли под открытым небом. Если небом можно назвать кружок размером с донышко пивной кружки. Рэм поднял голову и взглянул вверх. Нельзя было даже сказать, ночь наверху или день. Говорят, если залезть в колодец, можно увидеть среди дня звёзды. Рэм не увидел ничего, кроме мутной синевы.
Позади зияла чернотой дыра коридора, что привёл их сюда. Прямо впереди вверх вели грубые ступени, и упирались в круглую площадку, перегороженную барьером из кольев. За кольями смутно виднелась противоположная стена, освещённая зыбким огоньком лампы. Там, в полутьме угадывались очертания ложа, застеленного покрывалом. Возле ложа возвышалось ещё что-то, похожее на раздвинутую ширму.
Жрец поднялся на три ступени, вышел на площадку, приступил вплотную к кольям. Рэм хотел пойти за ним, но советник удержал его.
– Я здесь, – позвал старик.
На ложе смутной тенью шевельнулось покрывало, прошуршали шаги, и из полутьмы выступила фигура человека. Это была женщина.
– Господин? – голос её звучал хрипло, словно со сна.
Рэм вгляделся в лицо женщины. Круглое, с припухшими веками и бесцветными ресницами. Редкие волосы торчали над ушами жидкими прядками. На месте бога он ни за что не польстился бы на такую красоту. Он и из очага бы не вылез, хоть зови его всю ночь.
– Как твоя госпожа? – спросил жрец.
– Она только что уснула, – произнесла женщина всё с той же хрипотцой. Она подступила ближе к ограде, так, что её полный живот и торчащие груди вмялись в прутья. – Ей привиделись кошмары. Я едва успокоила её.
Она улыбнулась толстыми губами, и стало заметно, что у неё не хватает двух передних зубов.
– Разбуди её, – приказал жрец.
– Я только что её уложила…
– Ты хочешь спорить со мной, женщина? – рокотнул старик.
Та хмыкнула, лениво повернулась, показав внушительный зад, и ушла в темноту. Послышался плеск воды. Кто-то охнул.
Потом к решётке вышла женщина. Мокрые тёмные волосы облепили ей щёки и высокую шею. Плечи женщины окутывала плотная белая ткань, закрывая её до пяток. Глаза её влажно блеснули, когда она взялась за прутья и посмотрела на старика:
– Я видела сон, отец.
– Фиалка, – оборвал её старик. – Ты моя дочь. Ты унаследовала мой дар – видеть то, что скрыто. Я не стыжусь признать это, хоть ты и женщина, и не имеешь души. Здесь на нас смотрят только боги. Взгляни на этого юношу, – жрец жестом подозвал Рэма, – и скажи мне, что ты видишь?
Ястреб легко подтолкнул Рэма вверх по ступеням. Сам он сделал только один шаг наверх вслед за ним, и остановился, не отрывая глаз от Фиалки.
Рэм встал рядом со старым жрецом и поглядел на женщину. Взгляды их встретились. Ему внезапно стало холодно, будто из коридора за спиной потянуло ледяным сквозняком. Потом ледяная волна сменилась волной кипятка, совсем как накануне, когда его тащили на верёвке за хвостом коня.
Тогда резкая боль внезапно полоснула его по животу, ударила в пах. Он упал, натянув верёвку, и лошадь тащила его по дороге, пока солдат, ругаясь на чём свет стоит, не заставил толстого раба остановиться.
Рэм корчился в пыли посреди дороги, не видя ничего, кроме фейерверка в глазах и чувствуя только тошную боль в паху. Потом его словно окунули в кипяток, сразу после этого бросив в ледяную воду, и так несколько раз. Солдат над ним кричал и ругался, колотя Рэма по щекам.
Наконец последняя судорога вывернула его наизнанку, и всё кончилось. Слабый, как младенец, он лежал в пыли и тяжело дышал, глядя в испуганное лицо стражника. Потом его подняли и повели дальше, и он едва плёлся за лошадью на дрожащих, будто ватных ногах. А позднее, когда они остановились ненадолго, чтобы толстый раб и стражник могли перекусить и облегчиться, он, стоя поодаль от них у обочины, заметил на коже свежий шрам. Шрам был розовый, тонкий и длинный, как от пореза ножом.
Сейчас ощущение было гораздо слабее. Просто горячая волна пробежала по спине, и растаяла щекоткой в пятках. Женщина обвела его расширенными зрачками и моргнула.
– Зачем ты привёл его, отец?
– Кто это? – настойчиво спросил жрец. – Что ты видишь?
– О, богиня, – слабо проговорила Фиалка и взялась ладонью за лоб, словно у неё заболела голова. – Мне дурно.