Он выскочил из дома, зачем-то сделав прыжок «рыбкой» и перекатившись по земле. «Насмотрелся боевиков, дурак» – сказал сам себе и обернулся. Над головой что-то щёлкнуло. О стену ударилась и свалилась в траву горящая стрела. За ней ещё одна.
Впереди, у ворот, пылал огонь. Горели факелы в руках людей, мечущихся у открытых настежь створок. Ещё десяток стрел взвились в воздух, прочертили огненные дуги в черноте ночи и упали на крыши домов.
С тихим шелестом вышел из ножен меч, подаренный Ястребом.
– Адъютанты! – крикнул он.
Они должны были ждать его возле дома. Никого. Проклятье. Он метнулся обратно в дом, сорвал со стены окованный в металл сигнальный рог. В воздухе пронзительно прогудело сакраментальное: «Спасите наши души»! Это он придумал, когда сочинял систему сигналов. Тогда это показалось ему смешным.
Некогда искать юнцов с топориками. Он металл нагрудника звякнуло, он даже через защиту брони ощутил убийственную силу удара стрелы на излёте. Рэм метнулся в тень, побежал к воротам вдоль ряда домов, куда не падали отсветы огня.
Возле стены кружились в смертельном танце десяток человек. В центре этого жуткого убийственного хоровода топтались спина к спине двое его солдат. На них наседали, размахивая топориками и завывая, лесные охотники. Блестели в свете факелов оскаленные зубы, сверкали глаза на размалёванных чёрными полосами краски лицах. У открытых ворот лежали тела стражников.
На него оглянулись. Дикие лица, искажённые, потерявшие сходство с человеком. Остались только жажда крови и желание убивать.
Он попятился, сжимая в руке рог. Лучше бы щит захватил, дубина. Сейчас он не смог бы выдуть ни звука.
– Вождь! – Мясогрыз возник из тени, как призрак. На голове наспех нахлобученный шлем, в руке – копьё. В другой увесистый молоток, очевидно, захваченный из кузни. Рядом жарко задышал Белоног. Этот был со щитом, короткий меч зажат в мускулистой руке. Рэм вспомнил, как Белоног хвастал, что в юности грабил людей на дорогах. Резал глотки жирным купцам.
Он глубоко вздохнул и прижал рог к губам. «Спасите наши души!» Лесные охотники сорвались с места и бросились к ним, вращая топориками над головами и истошно вопя. Сзади Рэма протопали, торопясь на подмогу, его люди. Он не распознал, кто. Ещё была возможность отбросить врага, выдавить за ворота.
Пронзительный голос трубы разнёсся над лесом. Это там, за стеной. Ему показалось, что у кромки леса, за проёмом распахнутых настежь ворот что-то двигалось. Кто-то быстро приближался. Развевающиеся на бегу шкуры, взмахи топоров, бородатые лица. Это не Ромка. Нет. Нападающих слишком много.
– Отходим! – Рэм подставил рог под удар топорика.
Окованный металлом рог выдержал. На него насели сразу двое, пытаясь достать лезвиями топоров. Если их окружат, это конец. Двое солдат, оставшиеся у ворот, воспользовались тем, что противник отвлёкся, и набросились на лесных людей, не дав им окружить своего вождя и зайти ему со спины.
С резким выдохом Белоног принял на щит удар топора, ловко погасил его, и в ответ ловко отмахнулся мечом. В воздух взлетела отрубленная кисть, дикий визг раненого охотника потонул в общем шуме. Мясогрыз одним ударом молота разбил голову первому сунувшемуся к нему противнику.
– К святилищу! – гаркнул Рэм. – Отходим!
– Беги, Рэм! – прохрипел Белоног, вращая мечом.
Металл лезвия свистел в его руке, рисуя смертоносный круг. Чей-то топорик взлетел в воздух, и бывший разбойник, хакнув, вбил край щита в лицо его владельцу.
– Беги! – Мясогрыз махнул молотом, сметя на землю сунувшегося слишком близко охотника. – Там в доме моя жена, спаси её! Уведи к алтарю!
Чей-то топор подсёк ему ногу у колена, Мясогрыз покачнулся. Зарычав, припал на одно колено, поднял молот, прикрыв голову от очередного удара.
– Беги, сын бога!
Рэма ухватили за плечо. Жаркое, прерывистое дыхание, оскаленные зубы мальчишки-адъютанта. Тот шатался, изо рта несло виноградным перегаром.
Юнец всхлипнул:
– Вождь!
Рэм попятился. Они пьяны. Его телохранители пьяны, как проклятые свиньи.
Мальчишка издал хриплый, воинственный клич, взмахнул топором на длинной рукоятке и бросился вперёд.
– Вождь, – второй юнец, задыхаясь, стоял рядом. В винном запахе, исходящем от него, Рэм уловил то, смутно знакомое, что почудилось ему недавно у очага. – Уходи. Мы смоем свою вину кровью.