Как такой радостный праздничный день скатился в настоящий кошмар?
Я кусала губы, пытаясь сдержать слезы, и сминала в пальцах подол футболки. Грега, как назло, дома не было, чтобы вмешаться и утихомирить маму.
– За что ты так со мной? – спросила я дрожащим голосом.
– За что? – горько усмехнулась мама. – Айви, я беспокоюсь за тебя! Ты ведешь себя глупо и наивно, готова довериться первому встречному красавчику. Ты уже прыгнула к нему в койку из-за несчастного телефона! – Она продолжала настаивать на своем и не хотела даже слышать мои доводы и аргументы, не хотела довериться собственной дочери.
Айви дурочка.
Айви глупая.
Айви инфантильная.
Айви наивная идиотка.
Я слышала эти слова от матери сколько себя помню, но сегодня она перешла черту, чуть ли не прямо обозвав меня шлюхой.
– Не я залетела в восемнадцать и бросила учебу, – в порыве злости выпалила я.
– Что ты сказала?
Мама выглядела растерянной и сбитой с толку. Она снова сделала шаг ко мне, но я только расправила плечи и выпрямила спину.
– Почему ты называешь глупой идиоткой меня, хотя это не я бросила учебу из-за того, что залетела от первого встречного красавчика? – отчеканила я, желая причинить ей ту же боль, какую она причинила мне.
В следующий момент тишину разрезал звон пощечины, и мою щеку обдало огнем. Я прижала ладонь к месту удара, ошарашенно глядя на маму. В ушах зазвенело – и померещился звук опрокидываемого стола. Потом я услышала громкий всхлип, прямо как из самых страшных моих воспоминаний, но не сразу поняла, что плачу сама.
– Пошла вон! – процедила мама, даже не пытаясь смахнуть слезы. – Катись к своему Рэйдену, которому сейчас и без тебя хорошо в своем Нью-Йорке! Убирайся немедленно!
Я судорожно хватала ртом воздух, не в силах пошевелиться. Опомнилась, только когда мама толкнула меня в грудь обеими руками.
– Уходи! – закричала она, захлебываясь рыданиями. – Видеть тебя не могу! Убирайся!
Ее слова вывели меня из ступора. Я схватила со стола телефон и выскочила на улицу, на ходу надевая куртку. Даже шнурки на ботинках не завязала.
Я не помнила, как добралась до остановки и доехала до кампуса. По дороге в общежитие я уже не сдерживала слезы, и они замерзали на моих щеках. Благо все студенты разъехались на Рождество, и никто не видел меня в таком состоянии. Да и снегопад усилился так, что случайные прохожие не заметили бы моих слез.
– Айви? – услышала знакомый голос и оцепенела от страха.
Я быстро вытерла лицо окоченевшими пальцами и подняла голову.
– Почему ты не дома на Рождество? – вместо приветствия спросила я охрипшим голосом.
Зак спустился по ступенькам крыльца и натянул на голову капюшон черной парки.
– Я не христианин, – ответил он. – А ты почему здесь? И почему плачешь? Тебя кто-то обидел?
От тона его голоса мне стало не по себе. Он ведь мог рассказать все Рэйдену!
– Пустяки, повздорила с мамой. Немного остыну и вернусь домой, – как можно бодрее ответила я.
– Не хочешь поговорить об этом? Я могу побыть с тобой.
– Нет, не надо! – немного истерично воскликнула я. – Все в порядке, правда. И пожалуйста, не говори ничего Рэйдену. А то он паникер, сразу начнет волноваться. – Я даже сумела натянуть улыбку.
Задумчиво нахмурившись, Зак изучил мое лицо, а потом равнодушно пожал плечами.
– Как знаешь. Если что, пиши. – И, не попрощавшись, ушел.
Я на ватных ногах добралась до комнаты, в которой без Тины было непривычно мрачно и тихо. Сняв грязную после возни с бисквитом и кремом одежду, я натянула старую футболку и теплые вязаные носки, которые мне подарила на Рождество миссис Клейтон. Еще вчера я звонко хохотала, когда она сказала, что оранжевые мордочки с длинными носами – это вовсе не они, а ее попытки вышить крючком члены. «Надеюсь член моего внука выглядит симпатичнее, чем эти», – добила она меня.
Накрывшись с головой одеялом, подаренным Рэйденом, я наконец-то позволила себе разреветься в голос.
Меня поразила ужасная догадка: мама никогда меня не хотела. Такие мысли и раньше посещали мою голову, но сейчас я осознала это в полной мере. Если бы не беременность, ее жизнь сложилась бы иначе. Возможно, она бы рассталась с моим отцом и свое нашла истинное счастье. Реализовала бы свои таланты и амбиции, осталась в родной стране. Я – причина всех ее бед. Вот только почему она тогда просто не отдала меня отцу? Или, может быть, я многого не знаю, и на самом деле не нужна и ему?
Я уже ничего не понимала и от этого чувствовала себя беспомощной и разбитой. Щека продолжала гореть. Казалось, я никогда не избавлюсь от красного следа на лице, никогда не забуду тот оглушительный звон и никогда не смогу вытравить из памяти полные ненависти глаза матери.