Усаживаясь в машину, открываю банку и с невыразимым наслаждением делаю первый глоток, сдерживая рвотный рефлекс, — у BEAR BEER отвратительный запах.
Наше дальнейшее путешествие, словно с балкона областного музыкально-драматического театра, наблюдает мое астральное тело.
Я. Прекрасный хмеля аромат! (замечая Артура). Привет, Артурчик.
(Артур с тревогой бросает взгляд в зеркальце на мою жену, которая сидит сзади и внимательно следит за дорогой.)
Артур (с отвращением). Ты бы хоть застегнулся. Ходишь, как сексуальный маньяк с перлюстрированной ширинкой. Застегни.
Я. Ого, какие мы слова знаем! «Перлюстрированной»! Надо запомнить. Одного только не понимаю. Застегнуть? Зачем?
Артур. Как это «зачем»? Что значит «зачем»?
Я. Видишь, простой вопрос, а ты не в состоянии на него ответить.
Артур. Ну… это неприлично.
Я.(продолжает пить пиво). Ну вот — твой ответ ничего не означает. Он не выдерживает мало-мальски интеллектуального анализа. Типичная банальная отговорка.
Артур. Тебе этого недостаточно?
Я. Мне — да. Я — глубоко мыслящий человек. Если уж мы начали дискуссию, то должны рассмотреть и все нюансы этой проблемы, такие, например, как кальсоны.
Артур. Ради бога, сначала застегнись, а потом поговорим
Я. Это нарушило бы мыслительный процесс. Следствие опередило бы причину. Человек не должен жить бездумно, механически руководствуясь рефлексами.
Артур. Так и будешь ходить в расстегнутых штанах?
Я. Ага. И ничего у тебя не выйдет, сынок. Пуговиц-то нет (выпивает очередную порцию пива). Тебе известно слово «йок»? А «Йокогама»?
Артур. Какие, к дьяволу, пуговицы? У тебя джинсы на молнии.
Я. «Джинсы на молнии» — сильно сказано. Круто. А еще круче вопрос «Какие к дьяволу пуговицы»? Дьявол — это же дух. Никаких пуговиц к нему не положено. Материя вообще из духа не возникает. По крайней мере, в данном случае. (Моя жена протягивает руку, пытаясь отобрать у Я банку с пивом, но тот не отдает.)
Артур. Об этом, отец, я, собственно, и хотел с тобой поговорить.
Я. После, после (допивает пиво). Ты можешь ехать помедленнее? Хочется насладиться последними минутами свободы (впадает в дремоту).
Когда мы наконец оказываемся в кабинете фрау Де, она предлагает сесть и задает мне вопрос, который я так надеялся услышать во время нашей первой встречи:
— Скажите, почему вы пьете?
— Непроясненность основных мировоззренческих принципов, — неохотно отвечаю я, разваливаясь в кресле и, так и быть, застегивая джинсы.
Мой астральный двойник от нечего делать решил развлечься и, разнообразя игру, разделился на двоих близнецов. Чтоб не запутаться окончательно, одного я назвал BEAR VOLENS, а другого — BEER NOLENS. Поскольку численное преимущество было у них, то зрителем с этого момента оказался я. Узрев мой помятый вид, меня не пустили даже на галерку, поэтому пришлось сиротливо торчать за дверью кабинета, прислушиваясь к тому, как BEAR VOLENS разговаривает с присутствующими. Нет ничего более унизительного, чем ожидание в коридоре, особенно если мимо тебя шляются не обычные просители, а очумевшие наркоманы и убитые горем алкаши. Хитрый BEER NOLENS тем временем уже улегся на койку в палате номер, ясное дело, шесть — чего еще ждать от этого никчемного кичмена — и оголил задницу для укола. Похоже, он так до последнего и не застегивал штаны, зная, что их все равно придется снимать. В кабинете в это время происходило нечто странное. BEAR, очевидно, еще не очухавшись после раздвоения, решил, что это не его, а Артура привезли на лечение.
BEAR. Артур слегка утомлен, но скоро все придет в норму. По местам, смирно! Никаких изменений в сценарии! Мы все держимся твердо. Каждый, как и надлежит, застегнут на все пуговицы, сверху донизу, раз и навсегда. Фрау Де даже хотела надеть корсет. Выше голову, Артурчик.
Фрау Де. Послушайте…
Артур. Бабы, тихо! Я не спрашиваю о своем происхождении, ни о духовном, ни о физическом! Меня интересует… (Он глубоко о чем-то задумывается и замолкает).
Я (осмелившись наконец зайти в кабинет.) А этот опять за свое. Не видите? — он набрался, как свинья, придурок ты недоделанный. Мое воспитание! Мое воспитание!
Артур (опускаясь перед Я на колени). Прости, отец. Я был не в себе! Нет возврата, нет настоящего, нет будущего.