Глава шестая. Леон-киллер
Пожалуйста, не умирай, иначе мне придется тоже{…} Прошу тебя, только живи, ты же видишь — я живу тобой.
ZeмфираВот так-то, миста Тейба, вот так-то.
Ken Kesey. One Flew Over the Cukcoo‘s NestОбратиться к Дарье Юрьевне мне посоветовали друзья. «Все же они там ЭТО как-то лечат. Может, стоит попробовать». Я упрямился, так как знал, что ЭТО не лечат. Нигде. Никак. Человек должен сам справиться с ЭТИМ, все остальное — самообман, напрасная трата денег и времени. «Не нужно сразу ложиться в больницу. Сначала можно просто пойти показаться, поговорить. — Это были слова Карпа. — Никто же тебя силой не тянет» и т. д. Я не мог не послушать Карпа. Он мне как старший брат. Правда. А старшего брата надо слушать. Поэтому я согласился. Однажды ясным днем мы с женой в сопровождении Карпа, который должен был замолвить за нас словечко, вошли в хмурый кирпичный дом с решетками на окнах. Куцый коридор с обеих сторон украшали ряды железных дверей с засовами и конусообразными глазками. Под глазками были похожие на отверстия для почты прорези для раздачи пищи — так называемые «собачники». «Ого!» — подумал я. Хотя не исключаю, что мысленно я даже сказал WAW! Или OOPS! Или просто OUCH!
Единственная не железная дверь вела в кабинет главного врача. Им и оказалась. Дарья Юрьевна — стройная, почти блондинистая шатенка той неистово холодной красоты, которой принято наделять ницшеанско-гестаповских фрау. Задвинув в углы сознания интуитивную тревогу, я постарался утешить себя мыслью — мне посчастливилось общаться с красавицей, к тому же, несомненно, умницей и отличным специалистом, а не с какой-нибудь старой перечницей средних интеллектуальных способностей, подтвержденных дипломом о среднем же образовании. Мне даже удалось немного растрогаться, и я приготовился выложить все, как на духу, рассказать о симптомах, причинах и последствиях болезни.
Однако первые же мои попытки наладить контакт были грубо оборваны:
— Говорить здесь буду я!
Что же это за врач, который не хочет выслушать пациента, пусть и потенциального? Разве выслушать — не первая обязанность эскулапа? Так ведь вместо того, чтобы вылечить простуду, можно запросто вырезать аппендицит, или, чего доброго, ампутировать конечности, или не дай бог кастрировать. Может, она хочет меня кастрировать? — думал я.
Вяло отвечая на острые вопросы, которые совершенно не требовали ответов, я разглядывал гобелен, на котором была искусно выткана Дева Мария с Младенцем. (Вероятно, дело рук благодарного подопытного кролика — перевоспитанного наркомана.) Опять Дева Мария. Может, это новое терапевтическое открытие? Может, все эти образы в медицинских кабинетах — не просто дань моде или свидетельство конфессиального единства в ордене защитников здоровья — может, в них скрыта целительная сила? Может, вместо болезненных уколов, опасных пилюль и унизительных процедур тут просто прикладываются к вытканной святыне? Тогда я — за.
— Самому вам не удастся выйти из ЭТОГО. Мы поможем вам. Когда вы последний раз пили пиво?
— Вчера, — ответил я, чувствуя вполне выносимую легкость бытия от выпитой полчаса назад бутылки GUINESS‘а. Интересно, заметит ли отличный специалист мое вранье? Похоже, не заметила, так как сказала:
— Ну, вот видите!
Что я должен видеть — неясно. «Как же мне тебя назвать, милая?» — вместо этого думал я. Клаудиа Шифер? Мисс Гнуссен? Леди Ди? Последнее, в связи с совпадением инициалов, казалось наиболее уместным, однако утонченная сдержанность покойной принцессы была совсем не похожа на вышколенную неприступность этой спокойной, как удав, больничной королевы. Она смахивала на другую леди — железную. Однако, вспомнив свои ницшеанско-гестаповские ассоциации и безошибочно чувствуя, что заветная мечта Дарьи Юрьевны — устроить тут же на месте окончательный фармакологический ANSCHLUSS, — я решил наречь ее «фрау Де» — германский вариант британской идиомы. Тем более что такая поливалентная форма позволит мне иногда развлечься, спрашивая у воображаемого собеседника: «А фрау гДе?»