Выбрать главу

Вот и теперь, понимая, что это какой-то тест, скорее всего, на алкогольные фобии, я торопливо рисую страшную двухголовую птицу, больше всего похожую на перекормленного геральдического индюка в ластах. Но тут мне в голову приходит, что тест может оказаться не столь простым, как кажется, и что будут учитываться, скажем, прорисованность деталей или четкость контура. Поэтому я принимаюсь затушевывать индюшиные крылья, стараясь соблюсти все законы светотени. В результате моих усилий индюк приобретает совсем уж неприветливый, угрожающий вид, если и сохраняя принадлежность к геральдике, то разве что в качестве эмблемы какой-нибудь террористической организации, вроде «КРАСНОГО ГАОЛЯНА».

Девочка сочувственно глядит на меня. Она, наверное, думает, что это чудовище преследует меня во сне.

— Знаете, — говорю я, — мне трудно так экспромтом что-то нарисовать. Я в свое время занимался живописью, но больше абстрактной. Хотите, я нарисую вам что-то другое, если у вас есть время?

— Это же моя работа, — протягивает мне еще один лист.

Я аккуратно и не спеша, стараясь не отрывать карандаш от бумаги, рисую симпатичную рыбку на четырех ногах. Рыбка улыбается, и я пририсовываю на каждую лапку по кроссовке NIKE.

— Вот видите, совсем другое дело, — говорит профессиональная целительница моей души, словно мы не на сеансе психоанализа, а на уроке рисования.

Она не знает, что эта рыбка и вправду посещает мои сны, но в человеческом облике и без дурацких кроссовок.

— Скажите, что вас тревожит, что не устраивает в этом мире?

— Меня не устраивает сам этот мир, скажем так, сам этот мир. Потому что он задуман для борьбы и полностью на эту борьбу нацелен. В нем все до мелочей для этого предусмотрено. В нем постоянно нужно бороться — за кусок хлеба, за женщину, за место под солнцем, за социальный статус, за безопасность, за достаток, за жизнь, в конце концов. Я же не создан для борьбы. Я не умею и не люблю бороться. Даже за собственную жизнь. Противно. Почему я должен бороться за то, что никогда ни у кого не просил? Мне не доставляет удовольствия кого-то побеждать. Побеждать в любом смысле. Если говорить о вещах приземленных, то мне, скажем, стоит больших усилий ударить человека в лицо. Даже если это мой потенциальный убийца. Наверное, у меня даже мышцы соответствующие атрофированы. Или заблокирована область мозга, которая отвечает за агрессию. Но, как уже было сказано, этот мир создан для борьбы, и выживают в нем лишь те, у кого, как у вашей неземной — простите — начальницы, в генах заложена DER WILLE ZUR MACHT. А мне отведена неизменная роль жертвы, которая постоянно должна обороняться. Однако даже в целях обороны необходимо иногда съездить кому-то по роже. Если не можешь — приходится удирать. Вы психолог, вы, вероятно, знаете, куда удирают люди. Кто

куда — кто во Внутреннюю Монголию, кто в рукотворное безумие, кто в непрерывные путешествия, кто прячется за масками и ролями, кто спасается алкоголем и наркотиками, кто впадает в анабиоз, превращаясь в домашнее растение, самые талантливые просто все время обманывают себя. Конечно, вы скажете, что картина сильно упрощена, схематична и даже тривиальна: с одной стороны, злые волки, с другой — беззащитные, но плодовитые кролики. Может, и так. Только от этого суть не меняется. Мне надоело постоянно удирать, и я ненавижу борьбу — и то, и другое одинаково унижает человека. Скажите, что делать в таком случае?

— А вы верите в… ох!…я уже спрашивала… Простите.

— Это вы простите мне этот треп. Верю, конечно, верю, иначе зачем во всем этом барахтаться?

— Ничего, продолжайте.

— Меня не устраивает, что всюду правит ложь. Ну, это следствие неизбежности борьбы, но все же… Врут политики, врет реклама, врут продавцы, врут законы, врут преступники, судьи и жертвы тоже врут, врут влюбленные, врут враги и равнодушные, врут все, независимо от моральных принципов, расовой или национальной принадлежности, сексуальной ориентации, уровня интеллекта, эстетических вкусов, темперамента, достатка, образования, профессии, политических убеждений и религиозности.

Лихо сказано! Я ведь тоже не из последних в этом ряду врунов!

— Ну, все о чем вы говорили, это не ложь. Это, скорее, неполная правда.

— O'кей. Путь будет так. Эвфемизмы разнообразят жизнь. Но теперь я вас спрошу — что вы понимаете под «полной правдой»? И наш разговор свернет с психотерапевтической стези в патофилософские чащи, вы же видите, какая у меня каша в голове — смесь утопических мечтаний, коммунистических лозунгов, хипповых откровений, христианских догм и постопиумных мантр.