И в этот момент по громкой связи неожиданно раздался встревоженный голос Михайловой:
— Адмирал Патель, срочно поднимитесь в семнадцатый ангар!
Встретив недоуменные взгляды подчиненных небрежным пожатием плеч, он поспешил к нужному месту. Адмирал быстро сделал несколько дыхательных упражнений, чтобы успокоиться, и поднялся на лифте до ангара.
Михайлова встретила его у самого выхода.
— Она пришла в себя, сэр! — вытаращив глаза, сообщила девушка.
— Серьезно? — опешил адмирал, полагавший, что незнакомка пролежит в коме не меньше недели, прежде чем ученые найдут способ безопасно ее разбудить. — Думаете, это связано с орбитальными колебаниями?
— Сэр? — растерялась Михайлова.
— Я сейчас был в разведывательном центре. Одна из лейтенантов сказала, что орбитальные колебания вызвали смещение барицентра между двумя планетами.
— И каковы повреждения?
— Как ни странно, значительного вреда это не принесло.
— Это очень странно, — нахмурилась Михайлова. — Смещение барицентра должно вызвать сближение или отдаление планет, а, следовательно, увеличение количества наводнений, землетрясений и вулканической активности. Во всяком случае, если это не искусственное явление.
— Искусственное?
— Если барицентр был изменен искусственно, то есть вследствие влияния человека или любой другой разумной расы, то они, конечно, могли заранее придумать, как снизить побочный вред от такого действия. Тогда, конечно, все это может пройти без последствий.
Патель задумался. Насколько ему известно, ни у одной из человеческих планет не было технологий, способных влиять на изменение барицентра, да еще и снижающих побочные эффекты. Не мог ли кто-то из других рас решить это сделать? Но зачем?
— Если это не повлияло ни на океаны, ни на вулканы, тогда маловероятно, чтобы это разбудило нашу знакомую, — заключила Михайлова.
Патель спохватился:
— Она очнулась? Что она сказала?
— Она зовет вас, сэр, — спокойно произнесла Михайлова.
— Меня?
— Да. Она так сразу и сказала, как только прекратила хрипеть: позовите адмирала Пателя.
— Что ж, я и сам хотел бы с ней поговорить, — сказал адмирал и хотел направиться к ангару, но Михайлова его остановила.
— Сэр, мы не нашли никакого оружия, но все же она может быть опасна. Рекомендую взять с собой охрану.
Патель только сейчас обратил внимание на то, что Михайлова тряслась от страха. Ее глаза испуганно перебегали с одного предмета на другой, а все тело было напряжено, словно она в любую секунду была готова броситься бежать. Что же ее так напугало?
Софья стояла на пороге дома Торберты вместе с Энрико и чувствовала себя несколько неуютно. Конечно, для нее не было новостью то, что у ее мужа было много женщин до нее, и все же нечто в этой его бывшей вызывало тревогу. Она была довольно красива, да к тому же, похоже, близка с его матерью, что могло означать, что Элеонора Беллини потенциально рассматривала эту девушку как подходящую партию для своего сына. Вздохнув, Софья пожалела, что так и не познакомилась с матерью Энрико. Но при заведении разговора об этом он всегда становился довольно резким и раздраженным, так что Софья решила закрыть эту тему раз и навсегда, раз она так неприятна ее мужу. Но теперь думала, что, возможно, зря.
Дверь мягко и бесшумно скрылась в стене, и в проеме появилась Торберта. Увидев Энрико, она соблазнительно улыбнулась:
— Привет, — ее губы, накрашенные ярко-красной помадой, казались еще более пухлыми, чем в прошлую их встречу. — Думала, ты не придешь…
Торберта так томно вздохнула, что Софья не удержалась и закатила глаза. Энрико, заметив это, с трудом поборол смешок, вовремя превратив его в подобие кашля.
— Я пришел только для того, чтобы узнать, что именно просила передать мне моя мать. И все. Ты скажешь мне нужную информацию, после чего мы с моей женой вернемся в дом моего друга, чтобы спокойно отдохнуть перед завтрашним днем, — твердо произнес Энрико.
Торберта бросила на Софью недовольный взгляд, но спорить не стала и посторонилась, освобождая гостям дорогу. Они поспешно зашли внутрь и невольно замерли на месте.
Снаружи дом Торберты выглядел так же просто, как и все остальные дома на улице, но внутри… Поверхности сверкали и переливались всеми цветами радуги, ножки стеклянных столиков, уставленных диковинными цветами, бросали на стены блики, образующие причудливые узоры, и вся мебель светлых оттенков казалась легкой и воздушной, как будто любой порыв ветра способен унести ее прочь. От этого обилия света у Софьи разболелась голова. Торберта казалась слишком изящной и утонченной для этого тихого района, да и вообще для Огюста в целом, где столь яркие вещи просто не любили. Энрико заметно повеселел, увидев такой интерьер, и это Софье не понравилось.