Анджей Збых
Двойной нельсон
1
Клос открыл окно. Дым ворвался в купе вагона, занавеска от ветра взметнулась вверх, лежавшие на столике газеты и сигареты слетели на пол. Плотная пелена дыма закрыла все вокруг, и Клос не видел ничего, кроме сигнальных огней да неясных контуров каких-то строений.
Он посмотрел на девушку, сидевшую напротив. В скромном коричневом платье она выглядела значительно элегантнее, чем в мундире. Клос почувствовал на себе ее пристальный взгляд и подумал, что допустил уже вторую ошибку за те два часа, что провел вместе с ней в купе вагона скорого поезда, следующего из Берлина через Познань, Варшаву и далее на Люблин и Львов, пересекая с севера на юг оккупированную Польшу.
Первую ошибку Клос совершил буквально через две минуты после того, как поезд отошел от Берлинского вокзала. Он стоял перед окном и вдруг увидел лучи прожекторов, перекрещивающиеся в небе, а потом услышал грохот взорвавшихся бомб. Поезд тронулся, стремясь быстрее вырваться из огненного кольца. Клос упивался этим зрелищем, на мгновение забыв о присутствии девушки, которая внимательно наблюдала за выражением его лица.
Заметила ли она его радость? Неужели ей удалось то, что не удавалось до этого никому, – застать врасплох Ганса Клоса, когда он, расслабившись на миг, потерял над собою контроль? А ведь он всегда, в любой ситуации владел собой, ни на минуту не забывая, кто он. Она ничего не сказала, но… Ганна Бесель – небезопасный противник. Она не просто миловидная девушка, с которой приятно путешествовать в одном купе, а офицер немецкой разведки. Она его враг, хитрый и опытный, может быть, даже один из наиболее опасных противников, с которым ему, Клосу, приходилось до этого встречаться.
Ганна Бесель сидела непринужденно и курила, мастерски пуская кольца ароматного дыма.
– Тебе душно, Ганс? – спросила она Клоса. – Если хочешь, можешь открыть окно.
– Нет, благодарю тебя… Послушай, Ганна…
– Снова! – с досадой прервала она Клоса. – Ты забываешь, что я теперь не Ганна, а Ева.
«Входит в роль», – подумал Клос и вспомнил о настоящей Еве, замученной в берлинском гестапо. Той, настоящей Евы он почти не знал – видел ее однажды в коридоре военного министерства в Берлине и не предполагал, что она… Он понял это позднее, когда увидел ее вечером около портрета Фридриха Великого, висящего в коридоре, недалеко от двери, ведущей в интендантство, где господствовал полковник Люфт. Ева Фромм работала у Люфта секретаршей по рекомендации СД и была допущена к секретным документам. Маленькая, неприметная, ничего собой не представляющая, она сидела часами, склонясь над пишущей машинкой, не поднимая глаз даже тогда, когда кто-то входил в приемную полковника Люфта. Клос даже не помнил ее лица…
В тот вечер он засиделся допоздна над составлением каких-то списков. Закончив работу, Клос приоткрыл дверь, ведущую в коридор, увидел Еву, стоящую около портрета… Спустившись через несколько минут вниз, увидел ее снова. Двое верзил, обязанности которых он хорошо знал, держали Еву под руки. Когда они грубо вталкивали ее в машину, она была бледная, перепуганная насмерть. Невдалеке стояла другая машина. Около водителя сидела молодая женщина в мундире. Клос не знал тогда, что ее имя Ганна Бесель.
О дальнейшей судьбе Евы он узнал только через два дня. Будучи вызванным к полковнику Лангнеру, одному из заместителей адмирала Канариса, Клос застал в его кабинете Ганну Бесель и капитана Больдта, которого хорошо знал по совместной работе в отделе «Восток» абвера.
– Это капитан Клос, – сказал Лангнер, обращаясь к Ганне Бесель. – Он один из наших наиболее способных офицеров. Поэтому я выделил его в ваше распоряжение, майор, на время этой весьма сложной операции.
Клос молчал. Он знал, что прусские офицеры, а Лангнер был пруссаком, не любят, когда подчиненные задают им вопросы. Они должны уметь молча слушать, что им говорят, время от времени напоминая о своем присутствии и беспрекословном повиновении коротким и звучным: «Так точно».
– Вы, господин Клос, работали в Польше и поэтому снова отправитесь туда же, – продолжал Лангнер. Кратко и точно он изложил суть дела: – Два дня назад была арестована Ева Фромм, за которой велось длительное наблюдение. Будучи немкой и, кроме того, дочерью офицера, она работала на иностранную разведку. – Лангнер не пытался скрыть своего возмущения: – Переписывая на машинке секретные документы, она закладывала лишний экземпляр и оставляла его в тайнике, устроенном за портретом Фридриха Великого! Однако ее допрос не дал желаемых результатов – Ева Фромм не призналась, на кого она работала и кто пользовался тайником. Не призналась, – повторил полковник, а Клос в это время подумал, что надо обладать поистине неиссякаемым мужеством и бесстрашием, чтобы пройти через все муки ада и… ничего не выдать. – Она показала, что встретила неизвестного мужчину, который дал ей инструкции и деньги. Потом она уже больше никогда его не видела. Время от времени в тайнике за портретом она находила для себя очередное задание. Это явная ложь, – бросил оберет, – но, к сожалению, Ева Фромм уже действительно больше ничего не скажет. С нею слишком жестоко обошлись на допросе. – Снова на лице Лангнера появилось пренебрежительное выражение. – Видимо, вы понимаете, что все это значит, – медленно промолвил он. – Кроме того, неизвестно, кто из сотрудников военного министерства мог знать о тайнике за портретом.