Теперь, когда самое страшное осталось позади, ею овладел бесенок веселого настроения. Надо подразнить этого влюбленного студентика.
— Наденьте защитное забрало, — приказала она Киселю. — Подойдите сюда. И теперь, как я отойду, стукните палочкой по пустой колбе.
Ничего не соображающий Кисель следовал всем ее приказаниям. Дора улыбалась, показывая в улыбке крупные и белые зубы чрезвычайно правильной формы. «Как жемчужины!» — подумал бедный Кисель и притронулся палочкой к колбе. Ничего не произошло.
— Да не трусьте вы! Смелее!
Кисель с размаху тюкнул по стеклу. Раздался громкий хлопок, и колба в одно мгновение превратилась в крошево из мелких стеклянных осколков. Студенты отскочили от неожиданности, а Дора заразительно засмеялась, прижимая руки к груди.
«Господи, как я люблю ее! Вот оно, то настоящее чувство, о котором безрезультатно мечталось столько лет!» Совершенно одурев, Кисель быстро наклонился и поцеловал Дорины пальчики.
Дора покраснела, отчего-то закашлялась и как ни в чем ни бывало продолжила свою лекцию:
— Это сдетонировали остатки нитроглицерина на поверхности колбы. Теперь вы видите, вследствие каких малых сотрясений он взрывается и какой разрушительной силой обладает. А ведь там было всего несколько миллиграмм вещества! Теперь я солью водный раствор кислоты, и на дне кюветы останется почти готовый нитроглицерин.
Она стала осторожно сливать бурый раствор в раковину. В дверь постучали — три удара, пауза, один удар. В подвале стало тихо. Кисель взял молоток, лежащий на столе, и на цыпочках подкрался к двери, готовый защищать свою первую любовь до последней капли крови.
* * *
Спинной мозг Берга полностью владел почти всем телом, кроме органов, отвечавших за пространственную ориентацию. Поэтому иногда его швыряло куда-то вбок, и лишь неимоверным усилием воли и неведомо откуда взявшихся боковых мышц Иван Карлович обуздывал неожиданные порывы непокорного тулова.
Помимо пространственного дефекта в логических структурах мощного головного мозга отчетливо наблюдались заметные лакуны, и мысли его обладателя текли несколько отрывисто и непоследовательно. Сам обладатель ничего этого не замечал и, сидя за рабочим столом, продолжал мыслить вслух, чего делать бы не следовало.
— Итак, — говорил Берг сам себе, — ежели пуля, покидая канал ствола... зачем Манон носит лиловое? несет на себе все его дефекты... лиловое ее полнит... то из этого следует, что, досконально изучив пулю, мы сможем... я смог всю ночь... при наличии нескольких подозреваемых однозначно... куда делся наган? определить ствол, из которого был произведен роковой выстрел... пиф-паф, ой-ей-ей... все-таки абсент мы пили зря — гадость! Предупреждали меня товарищи еще в училище — не внял! Земмлер два года назад доказал, что масло полыни, содержащееся в абсенте, ведет прямиком к повреждениям мозга: тяжелые фенолы застревают в тонкой мозговой субстанции, становишься дураком... пуля дура, а я молодец, такую вещь открыл! Ай да Берг, ай да сукин сын!
Дверь отворилась, и в комнату стремительно вошел Путиловский. Берг вскочил, как подброшенный пружиной:
— Господа офицеры!
И тут же смутился — в комнате он был один как перст.
Путиловский изумленно взглянул на Берга. Подобное обращение в Департаменте не приветствовалось. К тому же офицерского чина Путиловский не имел и на такое приветствие вряд ли мог рассчитывать.
— Добрый вечер, Иван Карлович, — мягко ответил Путиловский, снимая легкое летнее пальто. — Мы с вами должны были сегодня встретиться, но, очевидно, я что-то напутал со временем?
— Счастливые часов не наблюдают, — поддержал Берг светский разговор. — Павел Нестерович, я приношу свои извинения... я опоздал, потому что... потому что!
Берг решил поменять тактику прямо во время разговора, замкнуться и сыграть в таинственность, чем сразу решалось много проблем, в том числе и служебных. Поэтому он замолчал, принял горделивый вид и стал что-то рисовать карандашом на листе бумаги.
Путиловский повел своим орлиным носом, ощущая в полной красе сложный аромат, составленный неопытными руками новоиспеченного развратника из пива, ликеров, шампанского, дешевых сигар и дрянного коньяка, связал все это воедино с утренним отсутствием носителя запаха на рабочем месте и мысленно прочел всю бесхитростную историю падения дома Бергов.
Берг сидел одинокий, как узник замка Иф, покрывая замысловатыми узорами лист казенной бумаги. Путиловский, стоя над ним, размышлял, как бы поделикатнее отправить Берга домой и донести до него при этом простую истину: в похмельном виде на работу лучше не являться.