* * *
Вновь раздался такой же стук — три удара, пауза, один удар.
— Откройте, эго свои, — спокойно сказала Дора, продолжая сливать желтоватый раствор в раковину.
Кисель, держа в руке молоток, свободной рукой с трудом отодвинул массивный засов. На пороге стоял семинарист с длинными поповскими волосами, выбивавшимися из-под черной скуфейки. Взгляд его был спокоен и благостен.
— Бог в помощь, — сказал он, входя в лабораторию, поискал взглядом образа, не нашел и перекрестился на кювету с нитроглицерином.— Сестра, тебя срочно ждут. Собирайся.
Дора продолжала сливать кислотный раствор, следя за струйкой.
— Я заканчиваю, осталось работы на полчаса.
Семинарист был неумолим:
— Мне велено тотчас привезти тебя. Поехали, извозчик ждет. Сказали — срочно.
Дора закончила слив. На дне кюветы тонким слоем растекся светло-коричневый нитроглицерин, миллилитров двести, не более. Аптекарская склянка.
— Ничего не трогайте. Ждите меня. Списки принес? — спросила она семинариста.
Он молча достал из-за пазухи сложенный вчетверо листок. Дора взяла его и присовокупила к пачке бумаг, лежащих на маленьком столике.
— Я скоро буду, — сказала она, уже стоя за порогом, и улыбнулась Киселю. — Не скучайте. Учите инструкцию. Приду — проверю! Закройте дверь. Запомнили? Три стука, пауза, один. И повторяется.
Кисель, держа молоток как распятие, проводил Дору влюбленным взглядом. Закрыл дверь на засов и, как сомнамбула, вернулся к столу.
Что там написано в инструкции? — зевая, спросил Первый.
Назначенный час свидания уже прошел, девушка ждала в комнатах, и Первый заметно нервничал. А когда он нервничал, то всегда зевал.
Кисель взял в руки инструкцию по изготовлению динамита, нашел нужный пункт и огласил:
— Восьмое. Глазной медицинской пипеткой нитроглицерин извлекается и помещается в раствор бикарбоната натрия (соды) для очищения от кислотных остатков. Девятое. После процесса нейтрализации (15-20 мин.) от кислотных остатков нитроглицерин аналогичным образом (пипеткой) извлекается из содового раствора в отдельную небольшую емкость, в коей и хранится до приготовления динамита. Десятое. Для приготовления динамита... — Кисель растерянно уставился на Первого: — Дальше уже про динамит.
— Ну давай, — зевая, сказал Первый. — Вот пипетка. Вот содовый раствор. Переноси.
— Я... боюсь. Она велела ничего не трогать.
— Велела! — передразнил Первый. — Тюфяк! Смотри.
Он взял пипетку и уверенно набрал нитроглицерин. Затем так же уверенно выпустил содержимое в содовый раствор.
— Вот и все. Видишь, как просто. Главное — не трусить и не дрожать, как кисель!
У Киселя перехватило горло, кровь застучала в висках.
Ты считаешь меня трусом? Давай сюда! — и он вырвал пипетку из рук Первого.
* * *
— Палач! — вскричал террорист, увидев входящего в камеру Путиловского.
— Я палач? — удивился Путиловский и присел напротив, внимательно изучая маленькое лицо. — Какой же я, батенька, палач? Это вы стреляли в человека, а не я.
— Это не человек! Это царский прихвостень, мучивший крестьян! — и террорист сложил руки на груди, показывая всем своим видом, что будет молчать, несмотря ни на какие пытки.
— Евграфий Петрович, кто он? — повернулся Путиловский к Медянникову, стоявшему за его спиной с тоненькой папкой в руках.
Евграфий Петрович водрузил на нос очки в прочной железной оправе, прокашлялся и зачитал:
— Качура, Фома Корнеевич. Рождения 7 июля 1877 года от рождества Христова...
ДОСЬЕ. КАЧУРА (КОЧУРА, КОЧУРЕНКО, КОЧУР) ФОМА КОРНЕЕВИЧ
1877 года рождения. Из крестьян села Лозановка Черкасского уезда Киевской губернии. В семье четверо детей. Отец — поденщик в порту В 1898 году умирает мать, отец уходит из дома. Качура начинает странствовать по югу России. Во время странствий вступает в социал-демократический «Союз борьбы», но к 1902 году переходит к эсерам. В феврале 1902 года — первый арест за хранение рукописей революционного содержания. С мая 1902 года на свободе под надзором полиции.
Прослушав исчерпывающую информацию про себя, Качура остолбенел от радости. Наконец-то его заметили, записали в книгу, и теперь куча важных господ наперебой желают видеть его и беседовать с ним! Хотя несколькими часами ранее никто, кроме товарищей по партии и Боевой организации, не хотел перемолвиться с ним даже парой слов.
Воцарилось молчание.
— Будете бить? — тихо спросил Качура и сжался в комочек — на всякий случай.