Завязалась российская склока, чреватая непредсказуемостью. Медянников выбрал самого горластого из проницательных и выверенным ударом ноги пнул его в крестец. Горластый налетел на дворника Степана, тот рефлекторно ухватил его за грудки, толпа получила смутьяна и занялась им. А Медянников подцепил князя под руку и, исполняя роль отсутствующей дамы, поволок его к выходу. Мираков остался стеречь человечка, периодически тыча тому в нос дулом револьвера.
Наконец-то князь осознал все, что с ним произошло, и пошел без понуканий, стараясь выглядеть незаметным, что ему поначалу удавалось с трудом. Но как только они отошли шагов на двадцать, все волшебным образом изменилось: никто не обращал внимания на странную парочку, все торопились насладиться зрелищем разгоравшегося скандала и летели туда, как бабочки на свет фонаря.
— Пронесло, ваше сиятельство!
Медянников снял котелок и отер пот со лба.
Глядя на него, князь проделал то же самое.
— Дозвольте, я провожу вас до гостиницы. И с вашего разрешения, — Медянников помялся,— письмецо... если можно. Надо найти злоумышленников.
У князя отвисла челюсть:
— Вы полагаете... они меня... — Он с ужасом уставился на скомканное письмо, извлеченное из жилетного кармана.
— Так точно-с. Они вас на него подманили, — и Медянников тут же изъял улику. — Найдем автора!
Князь опустил голову:
— Боже мой, какой позор... Идемте отсюда!
В это время к ним подскочил бойкий молодой человек и, задыхаясь от быстрого бега, пошел частить словами:
— Ваше сиятельство! Несколько слов для прессы! «Вести», самая крупная газета города. Не откажите дарующим правду! Позвольте! Ну позвольте же! Всего один вопрос!
Князь с ненавистью осмотрел юношу.
— Скажите: в меня стрелял террорист, — шепнул князю на ухо Медянников. — А то ведь напишет черт знает что про ревнивого мужа.
— В меня стрелял террорист, — послушно повторил Оболенский и повернулся к Вершинину спиной, показывая всем своим видом, что более разговаривать не расположен.
Но Вершинин не отходил:
— Ваше сиятельство! А при каких обстоятельствах вы оказались здесь? Откуда он узнал, что вы будете именно в «Буффе»? Ваше сиятельство!
Тут Медянников в качестве последнего аргумента показал Вершинину сизый кулак. Журналист понял — интервью не будет — и резво поскакал описывать злоключения террориста.
Это он сделал вовремя, потому что толпа коллективным разумом наконец-то доперла до истины и разделилась на две примерно равные половины: одна жаждала крови и пыталась вздернуть человечка на ближайшей осине, для чего надо было ехать за город; вторая же видела перед собой героя-мстителя и так же горячо жаждала поднять его на руки и отнести крестным ходом в ближайшую лечебницу.
Страсти разгорелись до неприличия. Один худой господин из второй половины плюнул в лицо толстому господину из первой и назвал того Иудой, после чего плотный оплеванный Иуда побледнел и ударил худого по уху. Плотные люди вообще склонны к защите существующего строя насильственными методами. Все это Вершинин сладостно стенографировал в свою походную записную книжечку.
Подоспевшие городовые, как дождь во время лесного пожара, охладили человеческие страсти и повели террориста к выходу. Замыкали шествие вездесущие мальчишки и господин Тумпаков, картинно заламывающий руки. Хотя горевал он совершенно напрасно: такие вещи только способствуют популярности заведения. И действительно, назавтра «Буфф» ломился от посетителей. (Но не будем забегать вперед.)
Напоследок Вершинин за небольшую мзду все-таки выудил у городового совершенно пикантные подробности: на револьвере террориста были искусно сделаны три надписи — «За пролитую кровь», «Смерть царскому палачу» и «Боевая организация».
Две первых были совершенно тривиальные, но последняя — от нее просто веяло инфернальным ужасом. «Боевая организация», некие мрачные юноши с горящими взорами, с бомбами и револьверами, сеющие кровь, страх и пепел... Господи! Дай мне информацию об этой организации — и я переверну этот мир! От радости Вершинин закусил губу и бросился ловить извозчика, чтобы мчаться в редакцию. Он еще успевал в утренний выпуск.
* * *
Павел Нестерович Путиловский, в чьем непосредственном подчинении находился Евграфий Петрович, в данный момент даже не подозревал о приключениях своего подчиненного, а мирно докуривал большую «коронас», периодически прикладываясь то к сигаре, то к бокалу с коньяком.