Собрав револьвер, Батюшка убрал масло и откупорил пузырек со святой водой, только что привезенной им из богомолья в Коневецкий монастырь. Единственными местами, свободными от греха, остались мужские монастыри, да и то далеко не все. Он прочел молитву и маленькой кисточкой окропил револьвер и желтые цилиндрики патронов. Теперь оружие было освящено. Конечно, лучше бы это сделать в храме, но не поймут. Могут донести, и тогда святое дело православной революции погибнет на корню.
Потом Батюшка расстелил узкую железную кровать, лег на доски, укрытые лишь одной простыней, закутался в тонкое одеяло, перекрестился, зевнул и мгновенно заснул. Сны ему не снились никакие. Скорее вся его дневная жизнь походила на сны.
ГЛАВА 10. ШЕРШЕ ЛЯ ФАМ
Дверь Путиловский открывал предельно осторожно, чтобы не разбудить Лейду Карловну и Нину. И, скользнув в прихожую, обрадовался — никого. Спят. Отлично! Сейчас нужно принять на ночь ванну, выпить порошок от головной боли (на всякий случай) и задать храповицкого до самого утра. Утром проснуться, позавтракать и, никуда не торопясь, отправиться на службу. Там надо будет справиться у Миракова о судьбе Франка (Мираков должен доставить тело в семью) — и больше срочных дел не предвидится.
Вода в титане оказалась прохладной, но это было хорошо — весь хмель сняло как рукой, а радость духа осталась. Вытершись жгучим махровым полотенцем, Путиловский облачился в мягкую пижаму, надел сверху халат с кистями и всунул ноги в мягкие козловые домашние туфли. Посмотрелся в зеркало и остался доволен — еще не старый для надворного советника. Если все пойдет хорошо, то можно к концу карьеры стать действительным статским, а это генерал-майор! Отец был бы просто счастлив...
И, пригладив еще мокрые волосы щеткой черного дерева с золотой монограммой (подарок Анны), Путиловский пошел в кабинет — могли звонить, и на такой случай Лейда Карловна составляла подробный список с указанием, кто звонил и по какому делу. Читать и разбирать ее русскую орфографию без смеха было невозможно. Но он привык.
Настольная лампа была предусмотрительно оставлена зажженной, и кабинет был пронизан зеленым светом, словно все погрузилось в прозрачную морскую глубину. И если бы из угла выплыла золотая рыбка, Путиловский ничуть не удивился бы, а стал бы ее ловить — майская ночь чудес, исполняются все желания. Или кликнул бы Макса, тот по рыбкам мастак.
Любимое вольтеровское кресло было развернуто боком, глубокий подголовник загораживал его внутренность. Подойдя к столу и не увидев никакой записки с аккуратнейшим готическим почерком Лейды Карловны, Путиловский замер — боковым зрением он уловил нечто непонятное, находившееся в кресле. Он еще не понял, что там такое, но инфернальный ужас почему-то пополз вверх по спине.
Медленно поворотив голову, он увидел в кресле спящую покойницу Нину Неклюдову. На коленях у Нины безмятежно лежал непокойный Макс.
Мелькнула мысль о безумии, но тут же пропала: голова ясна, окружающий мир воспринимается адекватно. Сновидение? Он не спит. Белая горячка? Хотя выпито было изрядно, гипотеза «белочки» была отброшена как нерабочая. Запоями Путиловский не страдал.
И когда мозг, в бессилии что-либо понять, уже готов был спасительно отключиться, Макс открыл глаза, взглянул на хозяина, беззвучно мяукнул в знак приветствия и переложил хвост в более удобную вторую позицию.
От этого движения открылись и глаза у Нины. Безумие рассеялось — это была Нина Бернацкая, но до того похожая на Неклюдову, что Путиловский не мог двинуться с места. Так вот почему его первым душевным движением было стремление приютить эту девушку... Он выдумал массу причин, по которым это надо было сделать, а главного не заметил или не захотел заметить — ему было невыразимо приятно видеть Нину у себя дома.
— Добрый вечер. — Нина смущенно улыбнулась, движением руки заставила недовольного Макса спрыгнуть с ее колен и встала. — Заснула у вас в кабинете... Извините. Я сейчас приготовлю вам травяной отвар — он должен быть свежим,— и она пошла к двери.