Ред повернулся и посмотрел на нее. Сердце разрывалось при виде ее бледного лица. Глаза потемнели, стали почти черными. Казалось, ей трудно смотреть на него.
— Я могу остаться. — Он не хотел оставлять ее наедине с матерью.
— Нет, правда, наверное, тебе лучше уйти. — Она махнула рукой в оторону матери, как бы говоря, что его присутствие лишь увеличивает напряженность.
Видимо, так оно и было. Стефани Шерман несомненно хотела, чтобы он ушел, и привыкла к повиновению.
— Ты уверена? — спросил он, беря руки Джуди в свои. Ее пальцы были холодны, как лед, и он сжал их в своих ладонях, стараясь согреть.
— Да. Я сообщу тебе, как пойдут дела. — Она слабо улыбнулась, отняла руки и сжала их перед собой.
— Позвони, если я тебе понадоблюсь, — сказал он, неохотно идя к двери.
— Сомневаюсь, чтобы ваши услуги потребовались, мистер Моррисон, — холодно возразила Стефани, но Ред не обратил на нее никакого внимания. Его глаза с беспокойством вглядывались в лицо Джуди.
— Позвони, если я тебе понадоблюсь, — его слова звучали и как приказ и как вопрос. Она кивнула.
— Конечно.
Не удовлетворенный ответом, но не видя другого выхода, Ред вышел, чувствуя, что покидает ее в тот момент, когда она больше всего нуждается в нем. Выходя из больницы, он задавал себе вопрос: как за какой-то час все могло так круто перемениться? Занимался рассвет, серое небо розовело на востоке. Ред всегда думал, что рассвет— время надежд, но сейчас почему-то не очень верилось в будущее.
Джуди не давала о себе знать, но весь Гровер, затаив дыхание, ждал развития событий, и обсуждал происходящее. Ред знал, что Виллард Шерман перенес операцию, что врачи осторожно пообещали положительные результаты. Видимо, Шерман будет жить, однако нижняя половина тела у него останется парализованной.
Почти каждый разговор в городе рано или поздно переходил на болезнь Вилларда Шермана. Сможет ли он работать? Продаст ли фабрику, не захочет ли новый владелец что-то изменить?
Через два дня Ред сам набрал номер дома Шерманов. Ему сказали, что мисс Шерман в больнице у отца. Не желая идти в больницу и видеть Стефани, Ред подождал еще сорок восемь часов и позвонил снова. На этот раз мисс Шерман «не могла подойти к телефону».
Он положил трубку и долго смотрел на нее, раздумывая над тем, что предпринять. Должен ли он просто ждать ее звонка? Или ему следует пойти к ней и потребовать, чтобы его пропустили?
Почему она не звонит?
Джуди же не звонила, потому что боялась сорваться. Она держала себя в руках лишь огромным усилием воли и не вынесла бы встречи с Редом. Он ничего не мог сделать. Ничего, что сняло бы чувство вины, которое, как кислота, разъедало ее.
Она стала причиной несчастья, случившегося с ее отцом. Когда врачи сообщили, что отец останется парализованным, чувство вины легло на ее плечи невыносимым бременем. И она заслужила это.
Если бы не ее легкомыслие, он не поехал бы в грозу, не был бы так рассеян и не потерял управление. Но хуже всего было то, что он ни в чем не винил ее. Когда ей, наконец, разрешили навещать его, он ни словом не обмолвился о случившемся, только улыбался и протягивал к ней руки.
Потрясенная Джуди не находила слов, чтобы попросить у отца прощения, лишь всхлипывала и говорила о своей любви, а он гладил ее волосы и тоже говорил, что любит ее.
По ночам она беспокойно ворочалась, мучаясь чувством вины, вины за несчастье, случившееся с ее отцом, вины за неправду, которую она сказала Реду. В ее воспаленном, уставшем от бессонницы мозгу эти два события каким-то образом переплелись, словно ложь привела к несчастью.
Ред с самого начала говорил ей, что у них ничего не получится, думала она, глядя в темный потолок, но она не слушала его. Она была уверена в своей правоте. Так чертовски уверена. И вот куда это завело. Если бы она оставила Реда в покое, ее отец никогда не попал бы в автомобильную катастрофу.
В ее лихорадочном состоянии такая логика казалась очевидной. Очевидным казалось и решение — разрыв их отношений.
Решение режущей болью отозвалось в ее сердце, но она заслужила это. После всего, что совершила, она не заслуживала счастья.
Она пойдет к Реду и скажет ему, что не хочет больше видеть его. Он, возможно, почувствует облегчение. Несомненно, он признался ей в любви лишь потому, что переспал с ней и ощущал свою вину. Ворочаясь с боку на бок, в конце концов, она зарылась лицом в подушку и разрыдалась так, что сердце рвалось на части. Но так оно и было на самом деле.
— Ред, пришла Джуди, — объявил Джейк. — Она в офисе.
Ред взял тряпку, вытер руки и направился к офису.
Прошло уже две недели. Две недели с ночи их любви. Самые длинные две недели в его жизни. Он уже собирался сегодня вечером, так или иначе, найти ее: в больнице или дома. Ему нужно было, наконец, увидеть ее, и вот она пришла.
Джуди повернулась к нему, когда он открывал дверь. Ред ждал, что она бросится к нему в объятия, но его ждало разочарование. Она стояла перед большим столом, глядя на него широко открытыми глазами, и вид у нее был такой, словно ей хотелось убежать, а не броситься к нему.
— Привет. — Ред закрыл за собой дверь, отметив, что глаза Джуди следят за его движениями. Ей хотелось, чтоб он оставил дверь открытой. Комок подкатил к горлу.
— Привет. — Ее взгляд блуждал по комнате, не останавливаясь на нем.
— Как дела? — Он остался стоять у двери, чувствуя, что менее всего ей хочется, чтобы он приблизился.
— Хорошо.
Обычный ответ явно не соответствовал действительности. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что ничего хорошего не было. Она похудела, скулы обтянуты очень бледной кожей. Черная спортивная рубашка лишь оттеняла ее бледность. Волосы зачесаны назад в хвост, и это еще больше подчеркивало ее впалые щеки.
— Как отец?
— Парализован, — в ее бесстрастном ответе слышалась невыносимая боль. Ред сжал кулаки, с трудом удерживаясь, чтобы не обнять ее. Но было видно, она не хочет, чтобы до нее дотрагивались.
— Я очень сожалею, — просто сказал он, стараясь найти правильные слова и как-то облегчить ее боль.
— Я тоже, — устало произнесла она. И вдруг застывшая на лице маска исчезла, и он увидел страдание. — Это так ужасно, Ред, — видеть, как он лежит там, и знать, что он никогда больше не сможет ходить.
Реду так хотелось подойти заключить ее в объятия, но она сжалась в комок, и лицо ее вновь застыло. Ред замер на месте, чувствуя, как на него опускается потолок.
Он не сказал ей ничего, что принято говорить в таких случаях об инвалидах, живущих полнокровной, плодотворной жизнью. Сейчас это было не нужно. Ее могло бы оживить лишь известие, что отец снова сможет ходить, но именно этого-то никто ей сказать не мог.
— Я старался связаться с тобой, — произнес наконец Ред, когда молчание слишком затянулось.
— Знаю. — Она слегка пожала плечами. — Просто мне не хотелось ни с кем разговаривать.
Ни с кем. Разве он был кем-то, одним из многих, ищущих расположения? Комок вновь подступил к горлу, он испытующе посмотрел ей в лицо, стараясь найти хоть отблеск минувшего. Неужели она не помнит о своем признании в любви? Но этой ночи как будто никогда не было.
— Я не могу больше с тобой встречаться! — резко сказала она. Глаза пробежали по его лицу и остановились на календаре, висевшем на стене. — Ты был прав, когда говорил, что у нас ничего не получится, а я была слишком упрямой, чтобы признать это.
— Думаю, что как раз все получается, — медленно сказал Ред, стараясь не замечать застывшего выражения ее лица.
— Нет, ты говорил, что я слишком молода, и ты был прав. Я значительно повзрослела за последние две недели и смогла понять, что ты был прав с самого начала.
Джуди, ты чувствуешь себя виноватой из-за несчастья, случившегося с твоим отцом, но это вовсе не твоя вина.
— Я знаю, — Джуди попыталась слабо улыбнуться. У нее было достаточно времени, чтобы предугадать его реакцию. Естественно, он почувствует себя обязанным возражать против ее решения. Несмотря на свою репутацию скандалиста, Ред, она знала, серьезно относился к своим обязанностям. Он счел бы своим долгом оспаривать ее решение, даже если бы ощутил тайное облегчение. — Это не имеет отношение к несчастью, случившемуся с моим отцом, — солгала она, — хотя именно оно заставило меня понять правду.