— Но ты была совершенно уверена в своих чувствах тогда ночью. — При упоминании той ночи она поморщилась, как от боли, но попыталась скрыть это.
— Я где-то читала, что женщины иногда смешивают любовь с сексом.
— Так это был просто секс, — спросил Ред, — и ничего больше?
— Да. Только это.
Она заставила себя с безразличным выражением лица выдержать его вопросительный взгляд. На секунду показалось, что в его глазах промелькнула обида, но она знала, что это лишь игра ее воображения. Чтобы почувствовать боль, он должен действительно любить ее, а это невозможно.
— Джуди…
— Я больше не хочу говорить об этом, Ред, — прервала она. — Нельзя воскресить то, чего не было.
Нужно поскорей уйти, пока она не наделала глупостей, пока не бросилась к нему и не стала умолять его сказать, как он любит ее. Она должна искупить свою вину, пусть и такой ценой.
— Нам надо поговорить, — сказал Ред.
— Нам больше не о чем говорить. — Она пошла к двери, и, поколебавшись одно мгновение, Ред отошел в сторону, давая ей дорогу.
— Ты уверена, что хочешь именно этого? — произнес он, когда она уже держалась за дверную ручку.
Конечно, она хотела, чтобы все было так, как две недели назад. Чтобы отец снова мог ходить, чтобы исчез этот груз вины. Но то, чего она хотела, и то, что случилось, совершенно разные вещи.
— Да, я хочу этого. — Не оборачиваясь, чтобы не передумать, она открыла дверь и вышла.
Ред смотрел ей вслед, думая, следует ли остановить ее. Чутье говорило ему, что она лгала, сжав зубы. Она была очень расстроена и, несмотря на то, что отрицала это, чувствовала вину. Может быть, она считала, что, порвав их отношения, она как-то загладит то, что произошло с ее отцом. Или он ошибается?
Но он не отпустит ее так просто. Он даст ей еще несколько дней, а затем придет к ней сам.
Ред стоял на пороге дома Шерманов, и его не покидало ощущение, что он совершает ошибку. Все было неправильно с самого начала, думал он, глядя на безукоризненно подстриженный газон. Что общего между ним и девушкой, которая выросла в таком доме?
Но кое-что действительно их связывало. Они любили друг друга. Может быть, он свалял дурака, но уже не мог поверить в то, что этого не было на самом деле.
Дверь отворилась. Ред повернулся и замер на месте, увидев на пороге Стефани Шерман. Если она и удивилась его приходу, то не подала виду.
— Мистер Моррисон, я была уверена, что мы еще встретимся.
В этих словах не было ничего необычного, но в устах Стефани они звучали так, словно она обращалась к особенно назойливому продавцу.
— Я хотел бы видеть Джуди, — сказал он вместо приветствия.
— Не сомневаюсь, — Стефани минуту поколебалась. — Может быть, вы зайдете. Нам следует поговорить.
— Не могу представить, о чем мы можем разговаривать. — Ред вошел в отделанную мрамором прихожую. — Джуди дома?
— По правде сказать, она дома.
Если бы это была не Стефани, Ред мог бы подумать, что она расстроена. Но эта женщина контролировала все свои чувства.
— Пройдите, пожалуйста, в кабинет, мистер Моррисон. Джуди попросила меня поговорить с вами.
— Джуди? Просила поговорить? — Он автоматически последовал за ней в заполненный книгами кабинет. Стефани закрыла дверь. — Почему Джуди просила вас поговорить со мной?
— Она слышала, как вы приехали, — ответила Стефани. — Ваш мотоцикл слышно издалека, — она слегка улыбнулась, как бы извиняясь.
Реда снова поразило сходство между матерью и дочерью. Когда она так улыбалась, то была очень похожа на Джуди.
— Присядьте, пожалуйста, — сказала Стефани и села в огромное кожаное кресло, в котором ее стройная фигура казалась очень хрупкой.
— Если не возражаете, я постою. Вы сказали, что Джуди слышала, как я приехал.
— Да, и попросила меня поговорить с вами, — тонким пальцем Стефани расправила складку на жемчужно-серых брюках. — Прошедшие две недели были очень тяжелыми для нее. Для нас обеих. Видимо, она сейчас не в силах встретиться с вами.
— У Джуди никогда не было такой проблемы, — медленно произнес Ред.
— Многое изменилось. Я знаю, что Джуди больше не хочет встречаться с вами.
Эти слова вывели Реда из равновесия, и он не заметил быстрый оценивающий взгляд исподлобья.
— Она была очень расстроена. Она чувствует вину за несчастье, случившееся с ее отцом, вину, которую вы навязали ей.
— Да, знаю. Те ужасные слова, которые я сказала тогда в больнице. Поверьте, я отдала бы все на свете, лишь бы вернуть их назад! — Она покачала головой и подняла на него глаза. В них стояли слезы. — Я была так расстроена и напугана, что едва понимала, что говорю. Я не должна была упрекать Джуди.
— Конечно, — но голос был не таким резким, как хотелось. Он видел перед собой как бы двух разных женщин — жестокую, холодную эгоистку и раскаивающуюся мать — и не знал, какой из них доверять.
— Джуди просила меня передать, что при встрече сказала именно то, что думает. Она больше не хочет встречаться с вами.
Странно, сейчас эти слова звучали намного правдоподобнее, чем в устах Джуди.
— Мне бы хотелось услышать это от нее самой, если вы не возражаете.
Стефани вздохнула и встала.
— Я знала, что вы захотите этого. Джуди еще просила меня передать вам вот это. — Она вынула из кармана серебряный медальон, который он подарил Джуди в день рождения. В холеных руках Стефани в этой прекрасно обставленной комнате недорогая вещица казалась дешевкой.
Ред молча, механически протянул руку и взял ее. Интересно, бывают ли эмоциональные удары? Вопрос возник и мгновенно исчез.
— Она просила передать вам, что когда-то этот подарок многое для нее значил, но теперь она не вправе хранить его.
Ред, взглянув на медальон, сжал его в ладони. Посмотрел на Стефани потускневшими глазами, но на лице ее увидел лишь сострадание.
— Ред, Джуди еще очень молода, — голос звучал мягко и вкрадчиво. Как быстро она перешла с «мистера Моррисона» на «Реда»! Поняла, что он больше не представляет угрозы для ее дочери. — Не хочу говорить неприятные вещи, но вы намного старше и понимаете, что в восемнадцать лет любовь не столь постоянна, как в зрелые годы.
Не так ли он сам думал недавно? Не это ли он пытался внушить Джуди? Не потому ли держался от нее на расстоянии, стараясь, чтобы между ними не возникло ничего серьезного? Но в конце концов он все же поверил. Ред раскрыл ладонь и посмотрел на медальон.
— Возможно, она беременна.
Если бы в эту минуту он посмотрел на Стефани, то увидел, как ее черты на мгновение исказил гнев. Но голос был спокойным, в нем по-прежнему слышалась жалость, ущемлявшая его гордость.
— Она говорила мне об этом. Она берет всю ответственность на себя. Сказала, что вас ни в чем нельзя винить.
Ред ничего не ответил. Только подумал, сказала ли она матери, что обманула его.
— И все же? — Он в упор посмотрел на Стефани.
— Мы обсуждали это. Не думаю, что Джуди должна всю жизнь расплачиваться за ошибку, допущенную в молодые годы.
Изящество фразы не скрывало ее смысла. Последний гвоздь забили в крышку гроба, похоронив его надежды. Глупые надежды, как он теперь понял.
— Вы все продумали.
— Джуди — моя дочь, я очень люблю ее. И конечно же, хочу защитить по мере моих сил.
— Конечно. — Он опустил медальон в карман.
— Джуди не хотела причинить вам боль. — Сочувствие действовало, как соль на открытую рану.
— Перестаньте! — резко сказал он. — Ничего не произошло.
— Простите.
Но Ред уже распахнул дверь кабинета и широкими шагами пересек прихожую. Он задыхался в этом большом доме. Садясь на мотоцикл, он последний раз взглянул на элегантный фасад.
Стефани Шерман закрыла дверь, которую Ред оставил открытой и повернулась с довольным выражением лица.