— У отца инфаркт, — сказала она. — Все случилось ночью, когда он вернулся с бала. Я уже была в постели, но услышала, как он зовет.
— С ним все в порядке?
— Говорят, все будет хорошо. Сейчас он спит, и доктор сказал, что если он будет заботиться о своем здоровье, то сможет вести нормальный образ жизни.
— Я очень рад. А ты… провела всю ночь здесь? — Люк посмотрел на нее озабоченно. — Ты ела что-нибудь?
— Я как раз шла в кафе, — сказала Оливия.
Люк тут же вскочил на ноги.
— Ты, должно быть, умираешь от голода. Пойдем позавтракаем. И потом, кажется, здесь курили — пахнет дымом. Не хочу, чтобы наш ребенок вдыхал сигаретный дым.
Оливия крепко сжала руку Люка.
— Наш ребенок, — повторила она шепотом.
Люк подхватил ее под руку и повел в кафе.
— Подожди здесь, — сказал он, усаживая ее за столик в углу. — Я принесу завтрак. Яичница, яблочный сок и чай?
Он все помнил.
Она не единственная любовалась Люком. Несколько пар глаз следили за его высокой стройной фигурой, и Оливия неожиданно почувствовала гордость. Волосы у него стали немного длиннее, и это ему шло. И, кажется, он слегка похудел. Оливия была на седьмом месяце беременности, но одного взгляда на Люка было достаточно, чтобы ей захотелось заняться с ним любовью.
«Прекрати, Оливия, — приказала она себе. — Ни о какой постели не может быть и речи. Прежде тебе придется объяснить этому рассерженному мужчине, почему ты не сообщила, что он скоро станет отцом».
Люк возвратился с подносом, полным еды.
— Начинай, — сказал он и подал пример, откусывая кусок тоста.
Оливия не заставила себя упрашивать.
— Мм… здорово, — произнесла она десять минут спустя, — спасибо тебе.
Люк кивнул и отложил вилку.
— Оливия, ты не хочешь объясниться?
Он говорил с мягкостью, которая наверняка была притворной.
Официантка подошла к ним убрать пустые тарелки, и Оливия поблагодарила судьбу за несколько лишних секунд для размышлений. Но это не помогло. Она все равно не знала, что сказать. А тут еще запах кофе и жареной картошки, которые она возненавидела за время беременности.
— Объясниться? — тихо повторила она, пытаясь тянуть время. Что он хочет услышать?
— Это ведь мой ребенок, так? На этот раз я хочу знать правду.
Оливия кивнула, радуясь, что не нужно больше ничего скрывать.
— Да, — призналась она. — Но я думала, ты не поверишь, если я тебе скажу.
— Назови хотя бы одну причину, по которой я должен был поверить.
— Не могу. Но ты веришь, ты сам только что сказал.
— Да, верю. Твой отец сказал кое-что, что заставило меня задуматься. И я вспомнил, как ты смотрела на меня вчера вечером. Так печально и так… не знаю, как сказать. Короче, я понял, что ты не притворяешься.
Оливия взяла в руки чашку с чаем, аккуратно добавила молока.
— Я не притворялась. Больше не могу.
Люк потянулся через стол и взял ее за руку:
— Посмотри на меня, Оливия.
Оливия подняла взгляд. Что-то было не так. В ее фантазиях Люк таял от счастья, узнав, что она носит его ребенка. Но он вовсе не таял.
— Почему ты не сказала мне? — произнес он, с трудом выдавливая слова.
Оливия попыталась высвободить руку.
Люк продолжал крепко держать ее, затем пробормотал что-то неразборчиво и отпустил.
— Почему? — повторил он.
О Боже! Она опять мучает его. Но она не хотела.
— Потому что я знала: если ты поверишь, то посчитаешь своим долгом вернуться и заботиться о нас, хотя на самом деле ты этого не хочешь.
Он сухо рассмеялся:
— Раньше тебя это не волновало.
— Нет. Я хотела получить тебя любой ценой.
Люк медленно покачал головой, словно не веря тому, что слышит.
— А теперь?
— Теперь? Теперь я считаю, что цена слишком высока.
— Ты не хочешь быть моей женой? Так?
О Господи! Неужели все мужчины таковы? Неужели он не понимает, что она не сказала ему правды по одной-единственной причине — потому что любит его. Любит так сильно, что не хочет удерживать против его воли.
— Оливия? Я жду ответа.
— Я… не важно, чего я хочу, так ведь? Это ты не хочешь быть моим мужем.
Люк сидел абсолютно неподвижно.
— Люк? — Она наконец решилась посмотреть ему в глаза. То, что она увидела, смутило ее. Он смотрел на нее так, будто увидел в первый раз. — Не волнуйся, — сказала она. — Скоро мы разведемся. И не стоит беспокоиться о том, что я буду плохой матерью. Ты, разумеется, сможешь видеться с ребенком в любое время…
— Оливия! — Люк вскочил, с грохотом отодвинув стул. — Замолчи! Я… О черт! — Он схватился за спинку стула, так что костяшки пальцев побелели. — Отлично, давай начнем сначала. Я виноват. В смысле, был идиотом. И конечно, смогу видеть ребенка в любое время. Иначе зачем я здесь, по-твоему?