Но Том даже не глядел на доску. Он рассматривал лежавшую на коленях черную лыжную маску. Ощупывал и оглаживал так бережно, точно ее сделали из тончайшего лиможского фарфора. Затем, улыбаясь краешками губ, просунул в маску правую руку, выставил из прорезей для глаз два пальца и начал игриво шевелить ими. Как две рыбки, в погоне друг за другом заплывающие в глазницы черепа.
У Тома длинные изящные пальцы, способные проделывать быстрые, точные и грациозные движения, каждый из суставов отличала невиданная гибкость, словно они были отдельными звеньями в цепочке. Каждый палец заканчивался белым полукружьем аккуратно подстриженного ногтя. Напоминают половинки луны, подумал он. Портили красивые руки лишь маленькие белые шрамы над костяшками да жесткие ладони, грубые на ощупь. Будто он был выдающимся пианистом, который по ночам развлекался кулачными боями.
Том понимал: тянуть больше нельзя, позвонить все равно придется. Контакт отсутствовал недели три, выбора не оставалось. Но поймет ли Арчи? Поверит ли ему? Улыбка увяла, и он зашвырнул маску в дальний конец комнаты, точно хотел, чтобы она разлетелась на тысячу осколков, ударившись о стенку.
Том достал мобильник из заднего кармана брюк и набрал номер. Гудкам вторил гул движения на улице. Трубку сняли почти сразу, но молчали. Том откашлялся и заговорил первым. Голос звучал мягко, почти нежно, отчетливо слышался американский акцент. Так бывало всегда, когда он нервничал.
— Арчи? Это Феликс.
— Господи Иисусе! Феликс!
Феликс. Это имя ему дали несколько лет назад, когда он только вошел в игру. С тех пор оно так к нему и прилипло.
— Где ты пропадаешь, черт побери?
— Я… все выяснил, — промолвил Том.
— Выяснил? Я думал, тебя взяли.
Арчи… Главный человек в бизнесе. Том часто размышлял, не является ли выдуманным это его имя. Щитом, за который можно спрятаться. Но думал, что нет. Оно ему очень шло, это имя.
— Нет. Просто сделал свое дело, и все.
— Там были проблемы? — В голосе Арчи прозвучала неподдельная тревога.
— Нет. Но в Штаты я больше ни ногой. Я ведь говорил тебе, слишком рискованно возвращаться и работать там. Нет, понимаю, я последний человек, которого они там рассчитывают увидеть, но в один далеко не прекрасный день везенье кончится.
— Как все прошло?
— Ну, в основном по плану, как мы и рассчитывали. Правда, они там кое-что реконструировали, и я волновался, что с сигнализацией будет облом. Поэтому и выжидал недели три, прежде чем объявиться… Хотел убедиться, что не засветился. А так все нормально, проверил перепады в давлении, комбинация цифр осталась прежней, ну и остальное оказалось очень просто.
— Замечательно. Значит, в обычном месте?
— То, что мне причитается, уже там?
— А ты как думал? — с обидой произнес Арчи.
— Вот и хорошо. Тогда заберу через несколько дней.
— Тебе придется смазать лыжи и сгонять туда еще раз. Причем времени у тебя в обрез.
Возникла пауза. В трубке что-то потрескивало. Том опустился на сундук, массируя висок левой рукой. Он предполагал, что Арчи не отвяжется. Но он принял твердое решение и не откажется от него.
— Я хотел поговорить с тобой об этом.
— Слушаю? — В голосе Арчи послышались подозрительные нотки.
— Дело в том, что я не намерен брать на себя остальную часть работы.
— Что?
— Я выхожу из игры.
— Значит, кидаешь меня, да?
— Нет, Арчи. Просто я сыт по горло всем дерьмом. Не желаю больше заниматься этим. Не хочу и не буду. Ты уж извини.
— Извинить? — Слово вонзилось в мозг, точно его вбили в ухо гвоздем. — Извинить? Что это означает? Ты бросаешь меня в такой момент и считаешь, что можно отделаться извинениями? Да ты смеешься надо мной, не иначе! Знаешь, мне тоже очень жаль. Вот только причины более веские. Ты извиняешься, а я в полном дерьме, поскольку через двенадцать дней должен доставить два яйца Фаберже Кассиусу. Если не сделаю, то я покойник. Смекаешь?
— Кассиусу? — Том округлил губы, произнося это имя. Он поднялся, ноги утонули в бумажном мусоре, устилавшем пол. Он понизил голос до шепота: — А вот об этом уговора не было, друг. Ты сказал, что товар предназначается для какого-то парня по имени Виктор. Для русского клиента. О Кассиусе не было и речи. Ты же знаешь, я не работаю на людей этой породы. И уж особенно — на него. Ты во что впутался, друг?
— Когда я брался за дело, тоже не знал, что это для него, — спокойно промолвил Арчи, но Тому показалось, что он репетировал речь неоднократно, догадываясь, какая будет реакция. — А к тому времени как выяснил, было поздно. Мы уже сидели на крючке. Мы с тобой понимаем, что с Кассиусом шутки плохи. И тогда, и теперь.
— Особенно если на кону большие бабки? — с горечью заметил Том. — Наверное, потому ты и стал таким забывчивым, да? Сразу отшибло память?
— Перестань!
— Какова твоя доля, Арчи? Сколько он обещал тебе накинуть за то, чтобы молчал до поры до времени, а?
— Деньги тут ни при чем. Сделка выгодная для нас обоих, и ты это прекрасно знаешь. Вошел, вышел, и покупатель доволен, и мы с тобой в шоколаде. Я мог бы и не говорить тебе, что это для Кассиуса.
Том стоял, опершись рукой о стену, голова опущена, телефон прижат к уху.
— Феликс, это не принято, но, может, нам с тобой встретиться? Выпить по кружке пива… Мы должны спланировать второй заход и подумать, как передать яйца Кассиусу. Если хочешь, можно прямо на следующий день, я не против, но мы должны сделать это.
Том даже удивился, что так быстро ответил. Наверное, следовало выдержать долгую паузу, заставить Арчи подумать, то он взвешивает все «за» и «против», прикидывает, на чьей стороне сам Арчи, пытается предугадать последствия участия в этом деле Кассиуса, соображает, послать их всех к чертям собачьим или согласиться выполнить последнюю работу. Но он выпалил ответ мгновенно, тоном, не допускающим возражений:
— Извини, Арчи! — Том выпрямился во весь рост. Громкий голос подчеркивал важность момента. — Ты должен был сказать мне правду. С самого начала. Теперь это твои проблемы, не мои. Ты можешь получить яйцо, как мы договаривались, но это все. Я пас. — Он защелкнул крышку мобильника и глубоко вздохнул. Потом поднял голову и поморщился. Лыжная шапочка, которую он с силой отшвырнул, повисла на гвозде, вбитом в стену. Пустые глазницы, казалось, посмеивались над ним.
Глава 4
Луисвилл, штат Кентукки
18 июля, 14.23
Его разбудил шум мотора. Ворвался в его сны, и становился все громче и громче, пока не прогнал остатки сна. Странно, но, даже проснувшись, он чувствовал себя слабым, голова кружилась, перед глазами плыло. Потом он вдруг все вспомнил. Удар по затылку, страшная боль. После — полный провал.
Моргая, он всматривался в клубы синеватого дыма. Голова гудела, раскалывалась от боли. Затем неуклюже повалился на живот, лицом вперед, и слезящиеся глаза разглядели рулевое колесо, боковое окошко, красную выхлопную трубу, почему-то в салоне. Тут до него наконец дошло, и глаза расширились от страха. Нет, только не это. Совсем не так он хотел умереть.
Он закашлялся, пытаясь задержать дыхание, и снова начал жадно хватать ртом воздух. Вся кровь, казалось, бросилась в голову, стук сердца отзывался в ушах, галстук и воротник униформы давили на шею. Его затошнило, в голову лезли какие-то обрывочные фразы, но он изо всех сил цеплялся за остатки угасающего сознания. А оно выдавало сценки из прошлого — ярко, словно фейерверк, вспыхивали они перед мысленным взором и гасли, сменяясь новыми.
Тетушка Мей напилась в День благодарения, когда ему было восемь. Он целует Бетти Блейк в школьном коридоре. Падает с велосипеда в колледже, рассекает подбородок. Он на вечеринке по случаю выхода на пенсию, и капитан полиции О'Рейли дружески хлопает его по плечу и уверяет, что, если он захочет вернуться на старую работу, место всегда за ним. Он поднимает телефонную трубку, чтобы сделать это, вернуться, но кладет ее обратно на рычаг. Он знает: Дебби этого не одобрит. Дебби и ребятишки машут ему с крыльца, улыбаются, все счастливы и довольны. Никто ни о чем еще не догадывается.