Ну, долго или коротко, уже не важно, но спустя какое-то время (по водяным часам была пятая капля) дверь запущенной дачной сторожки стала открываться и открывалась бесконечно долго. По всей видимости, открывавшему что-то сильно мешало.
И на самом деле, первым в дверном проеме показался большой таз, глазированный полуотбитой эмалью, к тому же полный до краев цветными тряпочками. Попробуй, открой с такою ношей любую дверь, затем закрой ее за собой. Последняя операция была проделана с помощью ноги, причём так ловко, что наблюдатель просто залюбовался. Разумеется, сначала он отметил с облегчением, что выходящая фигура с тазом оказалась та самая, долгожданная.
На скудном, из одной доски порожке, с тазом наперевес медлила женская фигура если не слишком высокого роста, то приятного сложения, однако одетая просто-таки скандально.
«Женщина с тазом!» — мысленно поиздевался наблюдатель, не собираясь, однако, посвящать модель в название навеянного скульптурного шедевра. Сверху, над эмалированным чудищем красовалась ярко-алая рубашка, узкая в груди и с небрежно оторванными рукавами. Далее шел, как было уже сказано, огромный эмалевый таз, а из-под него ниспадала пестрая, широкая цыганская юбка, кое-как подвернутая.
Босые ноги модели облекались в высокие галошки, а голову венчала модная скрепка с длинными зубами, схватившая волосы наверху и держащая их там. Сплошной восторг или ужас, судя по настроению.
Лицо женщины с тазом не выражало практически ничего, было оно хмуро-бессмысленным, как пасмурная природа вокруг. Перехватив объёмный груз поудобнее, оборванная прачка сошла с придверной доски и затопала галошками по раскисшей тропе. Тропинка повела вглубь зарослей, путница миновала зрителя почти вплотную, в упор его не заметила и остановилась на пятачке, где из земли торчала выгнутая труба с водопроводным краном поверх изгиба.
Именно этот момент наблюдающий выбрал для появления, он прошел сквозь заросли и встал чуть поодаль водяной трубы, откинув мокрые полы ветвей. Вырос, как театральный бог из машины, сквозь марево сырых капающих листьев.
— Ты ли это, дитя моё? — воззвал он отменно театрально. — Или глаза мне изменяют коварно?
— Угадай с трех раз, Отче, — ответила прачка заученной фразой, но без всякого выражения. — Я сама не в курсе. Чего надо? Постирать, погладить, пуговичку пришить?
— Если бы, а то ведь отнюдь, — таинственно ответил гость по кличке Отче, правда, хмыкнув сначала, он оценил уместность старинного неприличного анекдота о преимуществах автоматической жены. — Я пришёл тайно, чтобы извлечь тебя из оков, но боюсь, что к иным делам ты непригодна, вид у тебя…
— Тогда вали себе с Богом, — безучастно ответила прачка в красном. — А я сейчас буду стирать в ледяной водой кучу тряпок, это зрелище не для слабонервных, можешь удалиться, пока не поздно.
— Историческое место для женского пола, оно у очага и корыта, спору нет, — заявил незваный гость весомо. — Но могу сделать для тебя приятное исключение, правда, ненадолго.
— Плохо излагаешь, дешевый искуситель, — отозвалась искушаемая без приязни. — На себя посмотри. Явился в бомжевском виде, караулил Бог знает, сколько. Для того, чтобы явить мимолетную любезность, друг мой Отче? Я пока не все мозги отполоскала, между прочим, не надейся. Итак, начнем с того же места. Чего тебе надо?
— Смилуйся, золотая рыбочка Катя, я чуток обознался, — охотно покаялся гость. — Ты еще не достиралась до кондиции, признаю. А надо много чего, если сможешь оторваться от корыта. Причем позарез и ещё вчера.
— Ну, это «речь не мальчика, но мужа». Предположим, что смогу, — без охоты созналась «рыбка» Катя. — И что? И почём?
— Хоккей, сказал дед Мокей, излагаю кратко, — приступил искуситель. — Ты нам с другом Пашей нужна в первый доступный момент, при полном параде имиджа и обаяния, для особых смотрин. Смотреть будет бабушка русской юриспруденции на предмет пригодности.
— Не поняла, делать-то что надо, помимо обаяния? — сухо ответила Катя, решительно повернула кран и подставила под жиденькую струю изгвазданные маленькие шорты.
— Ладно, девица-искусница, занимайся свойственным тебе занятием, — согласился гость. — Я изложу чуть доступнее, для домохозяек. Так вот наш руководитель и нежный друг Павел Петрович попал, как Винни-Пух, в безвыходное положение. А именно. У них в семейных друзьях числится одна знаменитая уголовная адвокатесса, ещё с покойным их родителем водила бизнес-дружбу в рамках конкуренции. Паша у нее с детства ходил в любимчиках, она развивала его незаурядный ум.