Анжела не могла сдержать усмешки.
— Можно подумать, что ты излагаешь план боевой кампании!
— С детьми хуже, чем на войне, — хладнокровно отрезала Люси. — Это настоящее побоище, и оно повторяется каждый вечер.
— Ладно. Это все?
Люси улыбнулась.
— Вроде бы все.
— Я ведь уже оставалась с ними одна, и все проходило хорошо, — заметила Анжела.
— Да, но они знали, что ты — это ты. Со мной дети ведут себя гораздо смелее. Это нормально, ведь я мать.
Анжела усмехнулась про себя: «Поверь, это не надолго».
Женщины спустились в прихожую и надели пальто — пальто друг друга. Перед тем как открыть входную дверь, Люси обернулась к сестре. Взволнованно взглянув на нее, она обняла Анжелу и крепко прижала к себе.
— Удачи тебе! — прошептала она ей на ухо.
Анжела закрыла глаза. Ей приходится пройти и через это! И, подавляя поднимавшуюся к горлу тошноту, она ответила на объятие сестры, сжав в руках ее тело, которое через несколько часов обречено погибнуть от ее руки. По-своему поняв волнение сестры, Люси сжала ее руку.
— Не поддавайся им, — еще раз повторила она. — Это настоящие маленькие чудовища!
Чтобы снять напряжение, Анжела улыбнулась.
— Мне кажется, ты слегка преувеличиваешь.
Люси промолчала и, отстранившись от сестры, взглянула на нее в последний раз.
— Я не думала, что мы все же решимся на такое.
Атмосфера становилась все более тягостной. Анжела с трудом подавляла желание крикнуть сестре, чтобы та замолчала.
— Я тоже, — не поднимая глаз, в конце концов вымолвила она.
Это было слишком тяжело: нежность сестры больно ранила Анжелу, ей хотелось побыстрее высадить ее возле «Беседки», чтобы не видеть больше этого взгляда сквозь слезы. И все же, притормозив у ресторана, не смогла удержаться, чтобы не схватить сестру за руку, задержав ее на мгновение. Хотелось вымолить у нее прощение за то, что собиралась сделать. На языке вертелось слово «прощай». Насколько проще было бы все, если б Люси согласилась исчезнуть по доброй воле и начать свою жизнь с чистого листа. А почему бы и нет? Что она видела в жизни, кроме своего безмятежного существования, лишившего ее всякой воли к действию?
Ей был дан шанс — она не сумела им воспользоваться. А потому будет справедливо, если ее место теперь займет другая.
Удивившись неожиданной нежности сестры, Люси с любопытством взглянула на нее, но, застигнутая врасплох, Анжела не нашла ничего лучше, как снова повторить:
— Не беспокойся. Ведь это не надолго.
Кивнув, Люси хлопнула дверцей машины.
Оставшись наконец одна, Анжела облегченно вздохнула.
Обратный отсчет начался.
ПРЕВРАТНОСТИ СУДЬБЫ
40
Поначалу все шло гладко. Когда Анжела появилась на школьном дворе, дети бросились к ней с криками «мама!». Ничего не заметила и директриса: назвав ее «мадам Жилло», она принялась рассказывать, как дети провели день. Эти мелкие детали слегка успокоили Анжелу, которые она приняла как хорошее предзнаменование, и, расслабившись, принялась устраиваться в своей новой жизни, собрала все детские вещи — одежду, фуражку Макса, сумки — и они отправились домой.
Дом. Ее дом. Ее машина, ее мебель, ее одежда, дети, муж. Ее роль, ее место.
Когда они вошли в дом, Анжела закрыла входную дверь, и ее окатила волна счастья: она была у себя дома. Наконец. Вот это чувство: словно вернулась к себе после долгого и смертельно опасного путешествия. «Home, sweet home»[7]. Это, конечно, глупо, но… Она все же чувствовала себя не вполне уверенно, не так, как человек, который, находясь в родных стенах, делает целый ряд обычных, почти ритуальных вещей, абсолютно не задумываясь об этом. Скажем, войдя, снимает обувь или, если хочет пить, выпивает стакан воды. Ей это не удавалось, она чувствовала себя гостьей.