– А ещё… Она сказала, что обычный аборт делать поздно. И лучший выход – это преждевременные роды! В пять месяцев, – Аня всхлипывала. – А я читала, что… что пятимесячные, если случаются преждевременные роды, они уже плачут, когда рождаются! А потом… умирают…
Дима лишь помотал головой. Он не верил этому, не верил.
– А я люблю Серёженьку, я с ним разговариваю и знаю, точно знаю, что он меня понимает! Я люблю нашего малыша и ни в какую больницу не пойду! Я не дам убивать его! Каким бы он ни был!
– Конечно, нет! Никакой анемии, никакой генетической ошибки… – Дима обхватил ладонями лицо Ани. – Я люблю вас обоих и никому не дам вас тронуть! И потом… Малыша, я действительно, абсолютно уверен, что с сыном всё в порядке.
– Да? – на лице Ани мелькнул едва заметный лучик надежды. – Но ведь… Она сказала, что прощупала…
Дима всё же почувствовал неприятный холодок, пробежавший по спине.
– И что?
– Шейка матки не может иметь такой большой размер при моём сроке!..
Дима осторожно поцеловал восхитительные, длинные ресницы Ани. И улыбнулся.
– Малыша… Просто наш Серёженька большой!
– Да?
– Да.
– Как ты…
– Конечно, – кивнул Дима. – А ты у меня такая изящная!
– Да… Акушерка ещё сказала: «Вы не боитесь рожать-то?»
– Ну, это не её забота! Нам нечего бояться!
– Думаешь, она, врач, ошиблась?
– Конечно, – уверенно кивнул Дима. Он, действительно, в этом не сомневался.
– Но ещё… Живот у меня очень большой для трёх месяцев…
Небывалая нежность подёрнула дымчатые глаза Димы.
– Малыша, – прошептал он, – можно мне посмотреть на животик?..
Аня кивнула. Она была поражена не столько переменами, произошедшими с Димой, сколько его убеждённостью в благополучии, хотя проблему ей другую обрисовали.
Дима отодвинул одеяло – Аня была в лёгком халатике. Он осторожно расстегнул его и… Слёзы умиления навернулись на его глаза, когда он увидел животик – едва выступающий, округлый, крохотный, удивительно милый и трогательный.
– Маленький мой, – он опустился на колени возле кровати и осторожно коснулся животика. – Хороший мой… родной мой… – он погладил животик и почувствовал, осознал, что там живёт его ребёнок. – Серёженька мой, ты не волнуйся. Ладно? С тобой всё в порядке… – Дима покрыл животик лёгкими поцелуями. – Я всегда хотел, чтобы ты был у меня! Понимаешь, именно ты… Я люблю тебя… Прости меня…
Он посмотрел на Аню.
– Малыша?..
Аня кивнула. Она не держала на Диму зла, она простила его.
Но только пока не сказала ему ни единого слова о любви…
– Давай ты поспишь, хорошо? – он укрыл Аню. – А я пока созвонюсь с Володькой, и завтра мы поедем к нему в клинику! Прямо с утра!
– Дим, – Аня коснулась его руки. – Но мне нужно на работу завтра!
Дима едва сдержал себя, чтобы не сказать Ане, что работать она, по крайней мере, хоть какое-то время, не будет!..
– Не беспокойся об этом, я устрою тебе больничный.
Потом Дима ушёл в коридор, сделать несколько звонков…
…Аня лежала и смотрела в окно. Наступившие сумерки погасили краски дня, и казалось, невидимый дождь стучит по бесцветным, тёмным листьям. А чёрное небо предлагало погрузиться в сон.
Но Аня знала, что вряд ли сможет уснуть. А когда пришёл Дима и лёг возле неё…
…Они не сомкнули глаз этой ночью. Лежали молча.
Дима не решался обнять её – чувствовалась отчуждённость, порожденная разлукой. И надежда у Дмитрия была одна – новый день справится с образовавшейся пропастью…
…В шестом часу утра показалось нежное свечение. Дождь излил за ночь всю свою тоску, и теперь лишь влажная листва напоминала о его страданиях. День обещал быть солнечным, тёплым, ласковым.