— Ты не представляешь себе, — сказал он, не сводя с нее своего странного взгляда, — как сильно меняется мироощущение человека, побывавшего на пороге смерти. Все становится на свои места, обнажается истинная суть вещей.
— На пороге смерти? Что это значит? Он ласково погладил ее по щеке, как будто желая успокоить, и пояснил:
— Это значит, что в меня стреляли, дорогая. И стрелял не кто иной, как наш друг Уэстон!
— Что?! — в ужасе воскликнула Кэти. — Ты ранен?
— Слава богу, это уже в прошлом! — утешил ее Итан. — Послушай, что произошло: я сидел за кружкой эля в одной пивной недалеко от Конкорда, когда дверь этого достойного питейного заведения отворилась и — угадай, кто в нее вошел? Правильно, он самый, лейтенант Уэстон! — Итан улыбнулся своей чарующей полуулыбкой, которая так нравилась Кэти. — Каково? Из сотен офицеров Гейдж подгадал послать с заданием в окрестности Конкорда именно Уэстона! Просто перст судьбы!
— И он в тебя выстрелил?
— Не сразу, дорогая. Вначале я попытался удрать через заднюю дверь, но бравый лейтенант заметил мой маневр, выследил меня и прежде, чем его успели скрутить, пустил мне вслед пулю. Дурачок, он, видимо, думал, что, убивая одного из «Сыновей свободы», выполняет свой долг перед королем. Но он дорого заплатил за служебное рвение: местные жители поймали его, обмазали смолой и обваляли в перьях.
— А что было с тобой? — с тревогой спросила Кэти, которую вовсе не волновала судьба лейтенанта Уэстона.
— Мне повезло: пуля меня только контузила и рассекла кожу, однако я потерял сознание. Один из местных фермеров забрал меня к себе, его жена перевязала рану, так что очнулся я в доме этих добрых людей, и все было бы хорошо, если бы не ужасная головная боль и контузия. Только через два дня я пришел в себя настолько, что смог сесть в седло. И вот я здесь, с тобой!
Он снова нежно провел рукой по ее щеке и спросил:
— Знаешь, о чем я подумал, когда очнулся? Нет, не о происках Гейджа в Конкорде, не о перевозке пороха в Лексингтоне и не приближении войны…
— а о чем же тогда? — прошептала Кэти, чувствуя, как под ее ладонью неистово бьется его сердце.
Он приподнял ее голову так, чтобы видеть лицо, и проговорил с лихорадочным, почти пугающим блеском в глазах:
— Я подумал о том, что могу больше никогда тебя не увидеть. И меня охватил ужас, потому что я тебя люблю!
19
Итан почувствовал, что она перестала дышать, а ее тонкое, гибкое, как лоза, тело напряглось. Он схватил ее за плечи:
— Это правда, Кэти! Я люблю тебя, ты моя отныне и вовеки. Я не позволю тебе уехать!
— Нет, Итан, нет… — покачала она головой.
— Ты не понимаешь, родная! Мы поженимся, ты будешь моей женой, а не любовницей, ведь ты этого хочешь, правда? Мы будем вместе и в радости, и в горе…
— Нет, — повторила Кэти отрешенно, — так не бывает. Я — уличная воровка, а ты джентльмен…
— Это не имеет значения, милая! — Итан порывисто притянул ее к себе, страстно поцеловал и снова посмотрел ей в лицо. — Когда я в первый раз увидел тебя на Норт-сквер, то вместе с пирожками, часами торговца и кошельком англичанина ты, сама не того не зная, похитила и мое сердце, мою душу! Теперь они навсегда принадлежат тебе!
На мгновение лицо молодой женщины исказилось, словно от невыносимой боли, и она поспешно уткнулась ему в грудь.
— Ты что, опять плачешь, родная? — с нежностью обнимая Кэти, пробормотал он.
— Нет, — ответила она глухо, не отнимая лица от его пропыленного плаща. — Я не достойна быть твоей женой, я делала ужасные вещи…
— Мне все равно! — ответил Итан, нежно поднимая ее голову за подбородок. — Я люблю тебя, а остальное мне безразлично!
— Но ты обо мне ничего не знаешь! — Кэти дернула подбородком, пытаясь освободиться, но тщетно.
— Я люблю теба, родная, — повторил он и снова поцеловал, на сей раз нежно, бережно. — Неужели ты мне не веришь?
— Тебе только кажется, что ты меня любишь, но на самом деле это не так, и завтра от твоей любви не останется и следа. Как только ты узнаешь…
— А ты любишь меня? — перебил ее Итан.
Она не ответила, только подняла на него прекрасные голубые глаза, в которых Итан, несмотря на все усилия, не смог прочесть ответа на свой вопрос.
— Хорошо же, тогда я добьюсь своего иначе! — лукаво улыбнулся он и, прихватив свечу, увлек возлюбленную к лестнице.
Она послушно, даже с охотой пошла с ним наверх, в спальню, но он чувствовал, что не одержал победы: отдавая ему свою плоть, Кэти явно не хотела пускать его в свое сердце. Однако как ни жаждал Итан насладиться ее прекрасным телом, еще больше ему хотелось проникнуть в таинственную душу Кэти. И он поклялся себе покорить ее еще до рассвета.
Войдя в спальню, он захлопнул дверь, обнял Кэти, поцеловал и повторил:
— Скажи, ты любишь меня?
Она ответила на его поцелуй, но не на вопрос. Тогда, развернув молодую женщину к себе спиной, он начал расстегивать пуговицы на ее платье, нарочито медля, нежно касаясь ее тела, и вскоре ее дыхание сделалось частым и бурным. «Милая, милая», — с нежностью подумал Итан. Он понимал, что Кэти считает себя недостойной его и специально старается отдалиться, и не собирался с этим мириться. Какой бы проступок она ни совершила, с какой бы мерзостью ни столкнулась, ему это безразлично. Она теперь навсегда принадлежит ему, а он — ей, и это единственное, что имеет значение.
— Ты любишь меня, Кэти?
Снова не получив ответа, Итан продолжил свое занятие — он стянул платье с ее плеч, обнажив тонкие руки и осиную талию. Итан начал медленно расшнуровывать корсет, с радостью ощущая, как откликается ее тело на его прикосновения. Закончив, он отшвырнул корсет и сказал с улыбкой:
— Ты любишь меня? Молчишь? Ничего, я добьюсь твоего ответа!
Кэти не произнесла ни слова, только помотала головой, как немая. Он снял с нее сорочку и стал покрывать поцелуями спину. Кэти задрожала еще сильнее. Он распустил тесемку, державшую нижнюю юбку, взялся одновременно за ее подол и подол платья и одним движением стянул их вниз, так что они упали к ногам Кэти красивыми контрастными складками — белая батистовая юбка и темное шерстяное платье, свет и тень. За юбкой и платьем последовали панталоны, и взору Итана открылись прекрасной формы молочно-белые бедра Кэти.
Он приложил неимоверные усилия, чтобы сдержать стремительно нараставшее желание, его возбужденное тело напряглось, как тетива, но вид длинных ног Кэти и оголенных ягодиц с соблазнительными ямочками едва не привел его усилия к краху. Инстинкт подсказывал ему, что она томима желанием не меньше его самого, но Итан не внял голосу плоти — сначала он хотел услышать заветные слова признания.
По-прежнему стоя на коленях у нее за спиной, он откинулся назад, закрыл глаза и сделал глубокий вздох, чтобы восстановить самоконтроль. «Подожди, — отчаянно приказал он себе, — подожди еще чуть-чуть!»
— Итан? — позвала Кэти.
Он открыл глаза и посмотрел вверх — она вполоборота смотрела на него через плечо, озадаченная его внезапной нерешительностью. Он обнял ее обнаженные бедра, прижался губами к соблазнительной ямочке на талии и повторил:
— Ты любишь меня?
Она в очередной раз не ответила, и он добавил:
— Клянусь всеми святыми, у меня будет твое признание, даже если мне придется его украсть!
— Боже, что я слышу, Итан! — воскликнула Кэти. — Ты заговорил, как какой-нибудь воришка!
Досадуя на его настойчивость, она попыталась отстраниться, чтобы прекратить эту игру, которая ей, очевидно, не нравилась, но он удержал ее, снова обхватив за бедра, и стал осыпать поцелуями ее поясницу.
— Вот увидишь, я заставлю тебя это сказать, Кэти!
Одной рукой Итан стал ласкать ее живот, а другой — гладить по бедру, целуя спину вдоль позвоночника. Потом он осторожно развязал правую подвязку и спустил тонкий чулок на лодыжку. Кэти подняла ногу, и Итан одним быстрым движенией снял с ее ноги и чулок с подвязкой, и домашнюю туфлю и, не глядя, отбросил их в сторону. Затем, освободив таким же образом и левую ногу молодой женщины, он поднялся с колен, положил руки ей на плечи и развернул ее лицом к себе.