— Ва-а-атруш.
— Не отдам, — поворачивается ко мне чуть боком, чтобы я не смогла забрать стаканы.
Ё-ё-ё-ё.
Грустно хмыкаю.
Такое проявление чувств — даже не влюбленность. Хуже. Она такая же, какой я когда-то была.
Одержимая.
А настолько превосходно скрывала. Я искренне верила, что Эми под чары Романова не попала и не попадёт.
Прикрываю глаза ладонь, сдерживая вопль досады.
— Ев, ты не говори никому, — сдаётся дурочка.
Убираю руку от лица и смотрю на неё.
Поникнув, опустила голову. По щекам, капля за каплей, льются слезы.
Покачав головой, подхожу к ней, вытаскиваю из подставки салфетки. Промакиваю мокрые щёки.
— Я не расскажу. Веришь? — поднимает глаза.
— Верю. Тебе — верю.
— Но проблему надо решать.
— Как? — с надеждой тянет.
— Не знаю. Но придумаю. Всё. Пойдём, — тяну запутавшуюся девчонку в раздевалку.
— Ев, ты помнишь, что сегодня вечеринка? — снимая пуховик-пальто, осторожно начинает.
Мне снимать нечего. Так что просто жду, и держу злосчастные стаканчики. Сколько не уговаривала — не дала выкинуть их.
— Что за вечеринка? — просматриваю второй рукой мессенджер.
Сама вспоминала%, наткнувшись на переписку.
— Ты про Холодцовскую вечеринку, где она якобы расскажет, мне методы «влюбления» Романова?! — получаю кивок.
Фырк сдержать не выходит.
— Забавно, конечно. Самой то чего ими не воспользоваться?! Или сапожник без сапог?!
Открываю беседу.
— Так чего она с тобой однажды сделала? — не вижу продолжения.
— Что?
Долистав до самого низа, чтобы проверить ещё раз — может не прогрузилось. Но нет, удостоверяюсь, продолжение не написано.
— Вот, — приходиться показывать Эми ею же написанное, чтобы вспомнила.
— А, — хмуро кивает.
— Это долгая история.
— Время есть. Рассказывай.
— Ну, хорошо, — глубоко вздыхает Эми.
— Короче, я тогда тоже новенькой была, — закусив губу, задумчиво начинает.
— Но не такой, как ты.
— Какой "такой"?
— Бойкой. Храброй, — непосредственно льстит самолюбию сдобная прелесть.
— Наивная такая была. Холодкова воспользовалась этим, тоже пригласила меня на вечеринку. Ты права насчёт того, что она фильмов пересмотрела, — печально хмыкает.
— Была у неё вечеринка очередная. Но не маскарадная, как сегодня. У бассейнов. Я не знала. Пришла без купальника. Дома был, но скромный. Похоже поэтому Илона не сказала. Если бы я его захватила, всё иначе сложилось. Не в её пользу. Но, Ев, ты можешь подумать, что я сама сглупила. Признаю, да. Глупая. Но Холодкова казалось милой тогда.
Не веря, приподнимаю бровь.
— Да. У неё не имелось всеобщей популярности, что сейчас. Но гадиной была такой же. Скрытая гадина. Потому я не ждала от неё подлянки.
— Эми, не хочешь, не рассказывай.
Ужасаюсь её бледности.
— Я расскажу, расскажу. Ты должна знать, — вдох поглубже и девочка продолжает:
— До вечеринки, я не знала, что она с Романовым встречается. А он мне, когда я перевелась в их группу, сразу понравился. Сложилась так. Я споткнулась, заходя в аудиторию. Он поддержал, помог. Прямо, как в кино, Ев. Ну, и на следующий день, я принесла ему печенье, чтобы отблагодарить. Сама пекла. Написала на них: "Давай сходим на свидание?" На каждом. Знаешь…дура такая, — вытирает новую порцию слез Эми, а у меня сердце кровью обливается.
— Он вежливо сказал, что мы, ну…разные. Сказал, чтобы забрала печенье. Я забрала. Мой позор вся группа видела. Холодкова — тоже.
— Что было дальше? — тихо говорю.
— Вечеринка была в её доме. Когда я ляпнула насчёт купальника, Холодкова безмятежно улыбнулась. Попросила подождать и убежала зачем-то в свою комнату. Я, дура дурой, послушалась, стояла болванчиком, ждала. Не долго пришлось. Вот она спустилась. В руках нечто в новой, запечатанной упаковке. Ужасно развратное, как я поняла чуть позже. Даже с её колокольни, было понятно, что предложенное — вверх пошлости. Сама она была в менее открытом чем мой-не мой купальник.
Ватрушкина повесила куртку на крючок, мне вешать было нечего, и мы направились на первую пару.
Можно было самой конечно повисеть, поболтаться.
Но горгонка-Илонка не прокачала свой скил[8] ведьмы настолько, чтобы заставить меня это сделать. Так что пока выпиливаться не хочется — живём.
Ответственно заправила в брюки презентованную Марком футболку, шобы поприличней смотрелось. Отряхнулась. Вдсё. Готова к учёбе.
Но во время "поправляшек", внимательно слушать рассказ ватруши, не забываю. Она как раз продолжила:
— Я ей сомнения свои по поводу нравственности. Она: «Ой, брось. Будут девочки одни.». Прикинь, а я поверила. Д*билка, — поднимаясь по лестнице, Эми закатывает глаза, сетуя на наивняк свой.
— Илона подтолкнула в свою спальню, чтобы было удобнее переодеться. Это так вообще должно было насторожить. Но разумеется не меня, идиотину. Я разделась. Напялила чудо чудесное извращенца-модельера. Смотрю в зеркало и думаю: те купальники, что выпустила Кули Джунэр, по сравнению с этим — отдыхают.
Вспоминаю ниточки, представленной известной дивой, передергиваюсь, и недоумеваю. Разве может быть что-то развратнее?!
— Холодкова ещё толкая к лестнице, сказала — переоденешься, шуруй к бассейну. Нас не жди. Мы придём, как только, так сразу. Я и пошла. Захожу, а там… — Эми замолкает.
Кристальные голубые глаза наполняются слезами. Плечи мелко подрагивают. Успокаивающее глажу девушку по спине.
— Что «там»?
Может показаться, что я бессердечно давлю. Но я сама вижу, что ей надо выговориться.
Хотя и предчувствую — «там» был лютый пи*дец.
— Она парней пригласила своих бывших, — кровь застывает, словно по венам пустили жидкий азот.
— Они, в отличии от Ромы…анова, её на руках носят, бегут, по первому требованию. Не все. Есть и те, кто знаю про сучью натуру, и связываться не желают больше. Но, понимаешь, мне и пятерых здоровых обнажённых мужиков хватило.
— Они…тебя..? — в горле встаёт ком.
Убью бешенную суку. Что натворила из-за одного невинного предложения. Как будто ватрушка Романова засосала. Ничего же не сделала бедная…
— Слава богу, нет, — качает русой головой Эми.
С сердца падает тяжелая глыба.
— Они только трогали…везде, — передёргивает её.
— Запугивали, — замолчав Эми старается успокоиться. Отдаю ей воду, купленную в автомате.
Девушка дрожащими руками принимает, и еле донеся горлышко до рта, делает глоток.
— Не, — говорю, наблюдая за сием детством, спустя минуту молчания, в честь Холодковой. Заранее, так сказать.
— Ты как хочешь, но я ей такое с рук не спущу. Она плохая девочка, которую надо наказать.
Ватрушкина заливается смехом. Сначала не понимаю, что послужило причиной веселья. Потом доходит, что двусмысленность ляпнула. Но мне скорее грустно чем смешно.
— Я о нормальном наказание. На эротик не тянет чёй-то. Тощую воблу, по её тощей «ж» хлестать совершенно не вдохновляет. Даже, если бы дали вместо плётки арматуру. Наказывать ё-моё. Бр-р-р. Такое скорее меня накажет. Детская травма на всю житуху оставшуюся. Она у меня одна между прочем одна. Не-не-не, — передёрнулась, переводя взгляд на подругу.
Эми не смеялась. Нет. У неё была настоящая истерика. Облокотившись на меня, сдобная трясалась, как развалюха-автобусина на колдаёбин*х. О чём я и не постыдилась ей сообщить.
— А-кха-ха, — задыхается одногруппница.
Всерьёз опасаюсь, чтобы не померла от асфиксии. Хотя к месту заточения за мной продвигается, значит, всё хорошо будет.
— Ева-а-а, — утирая слёзы.
— Колдобины. Не колдоёб*ны.