— Для меня это было очень важно. Как твоя работа для тебя.
— Я знаю. И сделаю все необходимое, чтобы исправить ситуацию. Если нам придется ехать на встречу в Кашинг, мы поедем. Идет?
Мне хотелось сказать ему очень многое, начиная с того, что для меня самое важное — его счастье, пусть он, возможно, и думает несколько иначе, — но я подавил это желание, не стал ничего усложнять.
Дэймиен смотрел в землю, поглаживая мяч. Наконец он поднял взгляд.
— Ладно. Это было бы замечательно.
Мы встали и пошли к машине. Когда Дэймиен распахнул дверцу, я сказал в завершение:
— То, что ты удрал таким образом, никому ничего не сказав, в нарушение наших домашних правил, заставил тревожиться бабушку…
— Да, я сожалею об этом.
— Я тоже. Потому что теперь ты будешь сидеть дома.
— Знаю. — Дэймиен расположился в машине рядом со мной.
Когда мы подъехали к дому, я сказал:
— Забудь о сидении дома. Только извинись перед бабушкой.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Существовала нить, очень нужная копам, кусочек грубой действительности, о котором им никогда не узнать. А если б узнали, черт возьми, он был бы уже мертв!
ПУ воспользовался телефоном-автоматом в Виргинии для связи с номером, по которому звонил почти каждое воскресенье. Теперь он был настоящим, успешным изгоем, и не стоило идти на бессмысленный риск, звонить по сотовому, особенно на данный номер — какой-нибудь умный или удачливый коп мог проследить его, хоть это и представлялось сомнительным. Разве существуют умные копы?!
Он услышал знакомый голос, вызвавший у него зубовный скрежет.
— Сегодня в Медоу-Гров отличный день. Куда направить ваш звонок?
— В шестьдесят второй номер, пожалуйста.
— Никаких проблем.
В трубке щелкнуло, потом раздался звонок. Всего один, трубку тут же сняли.
— Алло. Кто это?
— Привет, мама. Догадайся.
— О Господи, даже не верится, что это ты. Откуда звонишь? Ты все еще в Калифорнии?
Разговор всякий раз начинался так. В определенном смысле это облегчало им общение.
— Да. Собственно, я стою на углу Голливудского бульвара и Вайн-стрит.
— Не сомневаюсь, что там очень красиво. Красиво, так ведь? Хорошая погода, кинозвезды, Тихий океан, все прочее.
— Да. Сущий рай. Я привезу тебя сюда в скором времени. Как у тебя дела? Есть все, что нужно?
Она понизила голос до шепота:
— Знаешь эту цветную девчонку, которая приходит убираться? Кажется, она крадет мои драгоценности.
— Ммм.
Этого не могло быть. Он давно уже продал последнюю драгоценность матери. Таким образом начал актерскую карьеру и какое-то время продолжал.
— Но обо мне не беспокойся. Расскажи о себе. Все. Я очень радуюсь, когда ты звонишь. Твои брат и сестра почти не звонят.
Акцент матери сильно действовал ему на нервы уже хотя бы потому, что он избавлялся от него упорным трудом. В отличие от родителей он всегда стремился стать известным человеком, оторваться от своего скромного начала. И теперь он достиг вершины: таких, как он, больше не существовало. Он стал уникальным.
— Мама, говорил я тебе, что скоро на экраны выйдет замечательный фильм. Его будут смотреть все. Во всяком случае, так считают на студии «Парамаунт пикчерс».
Он услышал в трубке резкий вдох.
— Не может быть!
— Это так, ма. Там снимались я, Том Хэнкс и Анджелина Джоли.
— О, мне она очень нравится. Какая она в реальной жизни? Скромная или заносчивая?
— Очень скромная. Любит своих детей. Мама, я показал ей твою фотографию и все рассказал о тебе. Кстати, это она сказала мне, что нужно позвонить тебе.
— Ооо! Ты не шутишь? Меня просто дрожь берет. Анджелина Джоли! И Том Хэнкс! Я знала, что ты своего добьешься. Ты такой решительный.
Этот телефонный звонок, это притворство были несложным делом. Это самое меньшее, что он мог сделать для матери, или самое большее. Он не собирался приезжать к ней, как это недавно сделал Кайл Крейг в Колорадо.
— Подожди, я расскажу обо всем твоему отцу. Ты знаешь, что у него скоро день рождения, правда?
Она поражена безумием, разве не так? Мать помнит день рождения своего мужа, но забыла, что он застрелился двадцать с лишним лет назад. Ему стало трудно дышать от этого разговора.
— Послушай, мне нужно скоро быть на съемочной площадке, и я с тобой прощаюсь.
— Ладно, дорогой, я понимаю. Приятно было услышать твой голос. Продолжай сражать там всех насмерть, слышишь?