Так вот, у них на ледоколе второй механик за ядерную безопасность отвечает. Леня Климович сейчас как раз дома отдыхает, на неделю приехал. Я ему пару часов назад с бербазы позвонил. Дома застал, пообщались. Догадываешься, какую информацию он мне о вверенной ему зоне выдал?
Сергей блефовал безбоязненно. Все, кроме телефонного звонка, было правдой. А в «ледокольном» вранье он не сомневался ни секунды.
– Правильно. Никто их зоны не трогал! Перегрузка забита в план лишь на следующий год. Других атомных ледоколов сейчас в Мурманске нет. Надеюсь, в достоверности этой информации ты не сомневаешься? А хочешь, Леша, я тебе сейчас на карте покажу, из какого района пригнали эту спецплавемкость? Откуда мы таинственную зону себе перегружаем. Сделаю это исключительно с одной целью: спасти твою бессмертную душу от греха, чтобы не появилось желания рассказать мне какую-нибудь новую сказку о зоне, например, с Кольской АЭС.
Половина переборки около умывальника в каюте начальника мастерской была заклеена старыми морскими картами прибрежной акватории Баренцева и Белого морей. Сергей подошел к переборке и начал внимательно изучать их, то привставая на носки, то сгибаясь над самой палубой.
– Бинокль дать? – поинтересовался ехидно Сердюк Алексей.
– Вот! – Ладонь Редина закрыла кусок одной из карт. Заинтересованный Сердюк подошел поближе, пригляделся:
– На моей исторической Родине в таких случаях говорят: «З глузду зъихав!»
Сергей сразу поверил, что Лешка ничего подобного и предположить не мог, даже если и пытался об этом задумываться: искреннее, не наигранное удивление и недоверие явственно читались на его лице.
– Леша, я на МБ-10, что эту нашу закусь привезли, – Сергей махнул рукой в сторону стола с опустевшими уже тарелками, – проконсультировался. У простых, рядовых очевидцев.
– Ну-ка, ладонь убери! – Сердюк стал внимательно присматриваться к карте.
– Бинокль не нужен? Или микроскоп, – отыгрался Редин.
– Да здесь, вообще, ничего нет! Наши карты эти участки уже не расписывают. Это суша или море?
– На стыке.
– Шуточки у тебя, знаешь…
– Если бы. Ты недавно хорошее замечание сделал: «Государство-то одно!» А если нет? Если…
– Так, все! – Алексей вернулся к столу, – это чересчур даже для твоего извращенного ума. Я не буду ничего от тебя слушать, не буду тебя ни в чем переубеждать. Что, прописные истины повторять надо: «Меньше знаешь – крепче спишь»? Не буду разузнавать, докапываться, выяснять! Я – военный человек, и приказ для меня – все!
– Ладно, Леша, – примирительно сказал Сергей, хотя на языке вертелись, готовые сорваться, обидные слова и фразы, – я же тебя не напрягаю. Все, так все. Давай-ка, примем по чуть-чуть. Ребята сейчас придут, деликатесы подметут. У тебя кофе есть? Отлично! И перекурим это дело.
Чего это он разоткровенничался? Понесло идиота! Здесь каждый выбирает сам, как себя вести. И Лехина позиция, как и Женькина, и Генкина была нормальной, правильной. А что же тогда он, Сергей? Да провались оно, правдоискательство на свою жопу!
– Бери стакан, начальник! Будем ждать премиальных окладов. А свое отработаем честно. На эту, Новую Землю, что ли, прогуляемся. И фоток, считай, никогда не было. Так?
– Серега-а-а! Ну, тогда мы их еще так потрясем! Знаешь, я это умею…
И Алексей пустился в описание технических подробностей выдавливания льгот, выколачивания привилегий и урывания всего-всего по снабженческой части. Сергей не слушал. В этот момент ему казалось, что от его решения может что-то зависеть.
Крутанув маленькое колесико из любопытства или просто руки чесались, он привел в действие механизм, истинные размеры которого не сумел бы оценить, даже если бы и увидел.
На стук в каюту пошел открывать Редин.
– Где здесь семга с осетрами, консоме и черепаховый суп? – Марков увидел Сергея. – Официант, из вин нам, пожалуйста, шило, урожая нынешнего года. Взболтать, но не перемешивать.
Сергей пропустил в каюту его и Женьку, а сам прошел к себе, чтобы переодеться в спортивный костюм и тапочки: так ведь и не добрался еще до своей каюты. Открыл ключом дверь, зажег свет и уже сделал шаг к шкафу, когда что-то привлекло его внимание. Даже не что-то конкретное, а общий порядок находившихся в каюте предметов.