— Перестраховщики хреновы. И Торганов у них предводитель. На фига санавиацию вызвал? Здесь бы справились… Так и не поняли, в чем причина.
Морозов ворчит, а я, улыбаясь, вытираю слезы.
Муж — единственный мой защитник.
— Мама говорит, что это я детей на улице застудила, — жалуюсь при удобном случае. Закатываю глаза. Немного добавляю голосу сарказма.
— Меньше слушай ее, Лера, — велит муж, не скрывая раздражения и добавляет с усмешкой. — Твоя сестра устроилась в мэрию работать. Представляешь?
— Нина? — уточняю обалдело.
— А у тебя еще есть какая-то? — тихо фыркает Тимофей.
— Не-ет, — тяну я и тут же кидаюсь в бой. — А зачем ты ее принял, Тима? Отказал бы… Она не умеет работать. Не хочет.
— Ее сразу видно, Лерочка, — устало смеется муж. — Но мне должность не позволяет. У нас вакансиями отдел кадров заведует. И Нина твоя теперь в канцелярии пашет. Ставит на письмах входящий и исходящий. Ответственная работа. Плюс владение языком…
— Каким? — охаю я. — Она даже английский не удосужилась выучить.
— Конверты заклеивает, Лера, — весело отрезает Тимофей и добавляет задумчиво. — Какие же вы разные с ней. Тебя точно не подкинули в детстве?
— Точно, — вздыхаю напряженно. — Я похожа на папину маму. И была у нее любимой внучкой…
— Ладно, девочка, — прерывает меня решительно Тимофей. — Я приехал в контору. Вечером позвони мне…
— Целую тебя. Люблю, — шепчу я, утирая слезы.
И как последняя дурочка весь вечер поглядываю на часы. Позвонить? Или еще рано?
А когда в половине одиннадцатого хочу поговорить с мужем, в ответ раздается механический голос.
Абонент сами знаете где…
И через полчаса тоже. И через час.
Нервно закусываю губу. Пытаюсь совладать с собой. Но не получается. Фантазия сразу же рисует картинки одна хуже другой.
Вот в мужа выстрелил какой-то маньяк и он лежит во дворе, а рядом бегает наш пес-обалдуй. Или Тимофей в нашей спальне с женщиной… Или еще хуже с Ниной.
— Ложись спать, — шипит на меня Надежда. — А то как тень, Лера.
— Спи, я сейчас, — отмахиваюсь неохотно и тут же набираю номер Дана. И снова слышу механический голос.
— Может, Вите позвонить, — предлагает Надежда, укладываясь в постель.
— Неудобно, — шепчу, глядя на стоящие между нашими кроватями люльки.
— Да никуда твой Тима не денется. Не тот человек, — роняет Надя и как обычно начинает делиться воспоминаниями. — Вот помню в пятом классе…
О-о-о! — хочется заорать мне. И я снова звоню мужу.
— Да, слушаю, — слышится недовольный голос.
— Тима, мы же собирались созвониться…
— Я занят. У меня совещание.
В трубке раздаются гудки. А меня пробирает дрожь недоверия.
Ну какое совещание в половине двенадцатого ночи?!
«Освободишься, напиши», — печатаю трясущимися пальцами. Даже тошнота подступает от страха.
Эсэмска так и остается не прочитанной. И я даже не знаю, как реагировать.
Рассказать о своих подозрениях Наде? Так весь Шанск будет знать. Посоветоваться бы с кем-нибудь…
Но только у меня даже подруг нет. Одна я. В целом мире одна.
«Что ты хотела?» — неожиданно приходит сообщение.
«Ты где? Все нормально?» — пишу, силясь не разреветься.
«Совещание было в СК», — печатает муж.
Выдыхаю, стараясь успокоиться.
«Пусть это будет правдой! Пожалуйста!» — прошу высшие силы, закрывая глаза.
Глава 8
8
Лера
Из городского стационара нас забирает Богдан. Что-то рассказывает дорогой о трудной доле главы Шанской администрации.
— ОБЭП от нас не выходит. Дроздов-сука, гадит, — жалуется дорогой.
«Ну да… Ну… да! - вздыхаю тайком. Стараюсь не выдать подозрение и отчаяние. Как жить с таким багажом? То совещание в полпервого ночи, то проверки. Все одновременно? Так не бывает!
Но я и не прошу многого. Мне бы увидеть Тимофея. Согреться в его руках.
Но муж приезжает домой поздно. Устало обнимает меня. Улыбаясь смотрит на дочек.
— Ну слава богу, вы дома, — вздыхает довольно. На автомате ест наспех приготовленный мною ужин. Отбивные, пюре, селедка с лучком. Не изыски высокой кухни. Но я старалась!
Всматриваюсь в небритое лицо мужа, печальные глаза. Цепляюсь взглядом на новой черной рубашке. Жадно слежу за каждым движением Тимофея. И желаю лишь одного. Оказаться сейчас в объятиях этого крепкого мужчины. Ощутить вкус его губ. Вдохнуть до боли знакомый запах сильного тела.
Мой! Никому не отдам!
Морозов ест молча. Меланхолично терзает ножом отбивную на маленькие кусочки. Задумчиво отправляет их в рот и словно не замечает меня.