Я протиснулся между «плимутом» и «линкольном». В домике было большое окно, но оно было закрыто наглухо, а жалюзи опущено. Вероятно, в домике имелся кондиционер. Таксист высунул голову из окошка автомобиля и заговорщически улыбнулся мне. Вдохновленный его улыбкой, я подошел к двери, сделал глубокий вдох и постучал.
— Кто там? — спросил мужской голос.
— Управляющий, — сказал я. — Мне очень жаль, но я вынужден вас побеспокоить. Видите ли, наши дети поиграли регистрационными карточками и потеряли вашу, — Я заполню ее завтра, — пообещал мужчина.
— Власти требуют, чтобы они хранились у нас. У меня могут быть большие неприятности.
Мужчина что-то буркнул себе под нос, скорее всего некое ругательство из четырех букв, но дверь все-таки открыл. Моему взору предстал человек с волевым квадратным лицом, выдающейся челюстью и черными волосами, начинающими редеть на макушке. На нем была белая рубашка с расстегнутым воротом. Правая рука, которой он придерживал дверь изнутри, мне не была видна, а из того, что мне удалось разглядеть сквозь приоткрытую дверь, можно было заключить, что человек этот силен, как бык, и настроен не слишком-то дружелюбно.
— Ладно, давайте, — сказал он.
Мужчина протянул левую руку — в правой, вероятно, у него был пистолет. Я нацелился плечом ему в грудь, просунул колено в дверь и оттолкнул его, одновременно выхватив из-под пиджака свой «магнум».
Парень от неожиданности попятился, отступив на пару футов. Этого мне было достаточно, чтобы войти, что я немедленно и сделал. Он держал пистолет в правой руке и целился в меня. Я в свою очередь наставил на него ствол триста пятьдесят седьмого.
— Давай, Маркер, — сказал я, — давай продырявим друг дружку!
Шелл Скотт оценивает факты
Лос-Анджелес, 18 ч. 40 мин., пятница, 18 декабря
Мы летели на высоте тридцать тысяч футов, со скоростью почти десять миль в минуту, и наш реактивный лайнер находился менее чем в часе полета от Лос-Анджелеса, когда Алексис повергла меня в изумление.
Мы приятно беседовали, и казалось, всякие трения между нами надежно отошли в прошлое. Алексис сидела, прижавшись щекой к подушечке сиденья, а ее голубые глаза глядели ласковее, нежели раньше. Крутой завиток светлых волос покоился на кремовой щеке.
— Шелл, когда вы сказали мне, что папа уехал из дома один и в своей машине, для меня это явилось полной неожиданностью. И это существенно меняет дело. До сих пор я была уверена, что кто-то силой заставил его уехать. Но если он уехал по собственной воле, значит, скорее всего он решил где-то укрыться до начала заседания комиссии.
— Возможно, — сказал я и этим ограничился. Я понимал: тут что-то не так, но промолчал.
— Ему есть о чем подумать. Не так-то просто выступать со свидетельскими показаниями против человека, который женат на вашей собственной дочери. Папа знал, что в моих отношениях с Майком возникли сложности, но мой брак всегда был и остается для него достаточно серьезной проблемой.
— Понятно. Вы думаете, он просто уехал, чтобы поразмыслить обо всем этом?
— У него на это должны быть веские причины. Не знаю точно, почему он уехал, но думаю, знаю, где он может находиться.
Я уселся поудобнее.
— Знаете? Так где же?
— У папы есть хижина возле озера Эрроухэд. Точнее — в Блю-Джей, в нескольких милях от озера. Мы туда раньше часто ездили, но это было... Последний раз я там была лет десять назад. Еще ребенком. — Алексис помолчала немного, потом добавила: — Если папе захотелось побыть несколько дней в полном одиночестве, то скорее всего он отправился в Блю-Джей.
— Тогда лучше дать знать об этом властям, и как можно скорее. Даже если отправиться туда прямо из аэропорта, нам потребуется несколько часов, чтобы добраться до Блю-Джей. Пилот может сообщить по радио...
— Зачем же заявлять в полицию?
— Чтобы они смогли оказаться там быстрее, чем нагрянут профсоюзные головорезы. Возможно, помыслы вашего мужа чисты, как первый снег. Что же касается Джона Рейгена и его головорезов, то я-то уж знаю — они готовы отдать половину Калифорнии, чтобы только заполучить вашего отца.
— Не сомневаюсь. Но, Шелл, они никогда не найдут хижину. Даже мне это не пришло в голову, пока я не узнала от вас, что папа уехал один.
— Ну... возможно, вы и правы.
Алексис улыбнулась:
— Уже пять дней, как он пропал. Еще несколько часов пребывания там не меняют дела. В хижине нет телефона, но мы можем отправиться туда сегодня же вечером. Если вы, конечно, хотите поехать со мной.
— Вы и сами знаете, что хочу. У меня есть несколько вопросов к доктору Фросту.
— Поэтому расслабьтесь. — Она снова улыбнулась. — Все будет в порядке. Теперь торопиться некуда да и волноваться больше не о чем.
Алексис прямо так и сказала.
Я поставил свой «кадиллак» перед отелем «Спартан-Апартмент», и Алексис поднялась вместе со мной. Мне было необходимо переодеться во все чистое. Я уже двое суток щеголял в своем «африканском» наряде и стал чувствовать себя старым шаманом племени дикарей.
Но, распахнув дверь своих апартаментов, я забыл обо всем на свете. Я уже больше не ощущал себя шаманом, зато очень хорошо ощущал, как нарастает внутри у меня дикарская ярость.
Минуту я только таращил глаза, не говоря ни слова.
— Что... что произошло? — спросила стоявшая рядом Алексис. — О, какой ужас! Кто мог сделать такое?
Вся квартира была перевернута вверх дном. Похоже, ктото орудовал здесь ножом и вилами. Прелестная квартирка, гордость моя и отрада, стала и неопрятной, и неудобной. Подушки с дивана разбросаны по полу. Сам диван перевернут вверх дном, обивка у основания разорвана и повисла клочьями. Книжный шкаф тоже перевернут, пуфики вспороты, кожаное кресло, в котором я любил отдыхать, исполосовано ножом, и из него торчит набивка.
Кухонька тоже подверглась разорению. Холодильник распахнут настежь, а все его содержимое вывалено на пол. В спальне и гостиной творилось то же самое. Мои костюмы, спортивные пиджаки, смокинги, прозрачные спортивные рубашки — все валялось на полу. Я поправил сдвинутую с места «Амелию».
Остальное невозможно было поправить.
— Ясно, они ей наподдали, — пожаловался я Алексис.
— Это ужасно, Шелл. Кто мог такое сотворить?
«Минк и Кэнди, — подумал я, — кто ж еще?» — а вслух сказал:
— Какие-нибудь молодцы, которым последнее время приходится частенько делать обыски.
— Зачем они это сделали? Чего они ищут? Или они разгромили вашу квартиру из любви к искусству?
— И то и другое. Наверняка они искали то, что украл Браун у Рейгена, скорее всего магнитофонные записи. Но они теперь у доктора Фроста.
В Блю-Джей... если он действительно там. Я начал ощущать беспокойство.
— Поехали лучше в Блю-Джей, — предложил я Алексис.
Она облизнула губы.
— Это ведь не имеет никакого отношения к моему отцу, не так ли?
— Вполне может иметь.
Меня не покидало беспокойство о документах, украденных Брауном. А теперь к нему добавилось и беспокойство о Келли.
Вероятно, с ней все в порядке и нет причин волноваться. Если она все еще в «Садах Аллаха», один шанс из тысячи, что ее могут там найти.
Но я все равно подошел к телефону и поднял трубку. Телефон не работал. Провод был вырван из стены. Почему-то это еще больше усилило мое беспокойство. Я опять обвел взглядом вспоротые ножом пуфики и весь царящий вокруг беспорядок, подумав, что молодчики потрудились здесь на славу. С чувством, с толком, с расстановкой, словно знали, что у них полно времени и можно не торопиться. Вероятно, им было известно, что меня нет в городе.
Но единственным человеком, который знал, что я уехал из Лос-Анджелеса, была Келли. Она не стала бы никому говорить об этом. Не стала бы, если бы это было в ее силах. Я одернул себя, посетовав на разыгравшееся воображение, но беспокойство меня не покидало.
— Поехали, — сказал я Алексис. — Но мне придется заехать по пути еще в одно место, если вы не возражаете. В «Сады Аллаха».