Слабый свет померк, и стало совершенно темно, потом немного посветлело, словно кто-то задействовал реостат. Драм шел ко мне, и я с изумлением обнаружил, что никакого камня в руке у него не было.
Я перекатился на бок, зацепил правой пяткой его левую пятку, а потом со всего размаху ударил ему по колену левой ногой. Удар попал в цель. Когда моя нога опустилась, я рывком дернул правую пятку, и его левая нога неожиданно потеряла опору. И также неожиданно изменилось направление его падения. Драм приземлился на твердый цемент, и мне показалось, что при этом земля содрогнулась. Вот и прекрасно, значит, ему и в самом деле здорово досталось.
Мы оба поднялись на ноги, а он сказал:
— Блю-Джей? А чего вы с Рейгеном ожидали? Награды?
«Мы с Рейгеном». Это же смешно. Наверное, я вышиб парню мозги. Я приподнялся на колени и только потом встал на ноги. Прежде чем сбить его с ног снова... А я действительно сбивал его с ног? В последнее мгновение у меня в голове все перемешалось. Но прежде чем сбить его с ног, я сказал:
— Просто чтобы освежить твою память, Драм, этот негодяй Рейген у меня второй на очереди. Я разберусь с ним сразу же, как только покончу с тобой.
Теперь мы оба были на ногах и тяжело пыхтели. Он был весь в крови. Ну, это уж слишком, подумал я, но потом решил, что там, по всей видимости, немало и моей крови.
С трудом переводя дыхание, Драм проговорил:
— Послушай, ты, сукин сын, я веду специальное расследование по поручению Хартселльской комиссии.
— Ну конечно. Ты и прежде нес эту чушь.
Мне не понравилось, как он это сказал. В сущности, мне ничего не нравилось в этой горилле.
И я сказал:
— Удивляюсь, как тебе еще не вырвали такой длинный язык, — и двинулся к нему.
Но вместо того, чтобы отступить, Драм пошел мне навстречу. Я крепко ударил его в челюсть слева.
Это привело его в некоторое замешательство. Он не вскочил быстро на ноги, а чуть помедлил. Во всяком случае, мне так показалось. Сидя на бетонной плите, я наблюдал, как он поднимается. На сей раз он не походил на шустрого младенца.
Нет, господа, сейчас он напоминал древнего старика. Я все-таки выбил дурь из этого негодяя.
— Давай, мерзавец, вставай, отрывай задницу от земли! — сказал он. — Подходи, гаденыш! Давай, ближе, я тебе ноги-то повыдергаю...
Драм явно преувеличивал. Но если он попытается ударить ногой меня по голове, я знаю один приемчик — хватаешь за ногу и раскручиваешь его как пропеллер. Мне известно множество уловок. Однако в тот момент я удивлялся, почему это Драм даже не пытается ударить меня ногой по голове. Большинство мерзавцев и наемных убийц, с которыми мне приходилось иметь дело, непременно воспользовались бы любой возможностью. А ударить ногой по кумполу — это первое, о чем они думают. Конечно, ощущение у меня было такое, словно меня и в самом деле ударили ногой по башке, однако до сих пор мой противник действовал исключительно кулаками. И это казалось... нехарактерным, что ли.
Тем не менее, этот громила Драм стоял передо мной и слегка пританцовывал. По крайней мере, он, видимо, думал, что делает именно это. Он слегка перебирал ногами, выставив руки перед собой, потом споткнулся и упал на одно колено, затем с трудом поднялся. Здорово я его отмолотил!
Ну, если он собирается честно драться, то мне придется встать. Я вскочил на ноги. Возможно, «вскочил» было некоторым преувеличением, поэтому скажем так: я поднялся на ноги. Драм шагнул ко мне и оскалил зубы. Не то чтобы он специально изобразил такую гримасу, это получилось у него непроизвольно.
Как дурак, он продолжал драться правой. Я пригнулся, а потом снова распрямился, и, когда он в очередной раз занес свою дурацкую правую для удара, я мгновенно среагировал, и его кулак скользнул мимо моего уха, а я тем временем принялся обеими руками наносить ему удары в солнечное сплетение. Тогда Драм отступил в сторону и размахнулся кулаком, метя мне в челюсть. Но опять промахнулся, а я хорошо вмазал ему по скуле.
Его развернуло на сто восемьдесят градусов, и я уже подумал было, что на этот раз ему удастся удержаться на ногах. Он и впрямь изо всех сил старался избежать падения, но тщетно.
Все-таки упал.
Я стоял над ним, пританцовывая, и говорил:
— На этот раз можешь не трудиться вставать, Драм. Ты получил по заслугам. Теперь я знаю о тебе все. Мне известно, что ты замешан в этой истории с Блю-Джей. Я — тот парень, который чуть было не схватил тебя с поличным. Подоспей я на пару минут раньше, я перестрелял бы всех твоих сообщников и вернул доктора Фроста дочери.
Боже мой, что я несу? Фразы получались у меня какие-то странные, словно бы распадались на отдельные слова. А потом зазвонили колокола. У меня в голове. Это был громкий перезвон больших колоколов и маленьких, и даже каких-то явно треснувших. Красивый, чарующий перезвон. Но я перестал пританцовывать. Я здорово устал от этих танцев. Я действительно чертовски устал от всего этого.
ЧЕСТЕР ДРАМ
Дождь и снежная крупа били мне в лицо, и я чувствовал соленый привкус крови на губах. Если Скотт сейчас свеж, как майский цвет, он может меня прикончить. Но и я ему не дам спуску. Он выжидал удобного момента, отфыркиваясь и втягивая кровь в свой разбитый нос. Я двигался вокруг него, готовясь к схватке. Потом, улучив удобный момент, заехал ему кулаком в левое ухо. Удар отозвался глухой болью в суставах моих собственных пальцев и каким-то подозрительным хрустом.
Но Скотт как ни в чем не бывало спокойно сделал шаг в сторону, принял удобную стойку и обрушил град ударов в мое солнечное сплетение. Затем опустился на колено на цементную дорожку, словно сработал наконец мой удар левой. Я взглянул на него сверху вниз, но тут же его лицо оказалось вровень с моим, потому что я сложился пополам, твердя про себя: «Дыши, дыши, чертов дурень!» — моя диафрагма отказывалась двигаться, застряв под легкими.
Моя голова опустилась ему на плечо. Я больше не чувствовал ни дождя, ни снежной крупы, ни ветра. Скотт слабо поколачивал меня по ребрам и почкам. И тут я почувствовал запах — противный солоноватый запах прибоя — и снова задышал, а удары Скотта стали более сильными. Мы опять сцепились. Я пытался схватить его руки, Скотт — мои.
— Что за... чертовщину ты нес тут насчет Блю-Джей? — выдохнул я ему в ухо. — Думаешь, я приехал туда осматривать достопримечательности?
— Ты участвовал в похищении Фроста, — прошипел Скотт сквозь зубы, когда мы сцепились и повисли друг на друге.
— Это я-то занимался похищением Фроста?! — заорал я. — Ну ты и балда! Поэтому твои сообщники спустили меня с лестницы?
— Мои сообщники?!
Его ярость и мое негодование, а может, наоборот, или и то и другое, вместе взятое, заставило нас расцепить руки. Мы пожирали друг друга глазами, судорожно глотая воздух разбитыми ртами. Мои легкие пылали огнем. Скотт слегка замешкался, и я бросился на него. Но я вскинул руки, а он пригнулся.
И на мое многострадальное солнечное сплетение снова посыпались удары. Я тяжело осел наземь.
Но к тому времени и Скотт тоже оказался сидящим на заднице... беспомощно склонив голову.
«Встань и прикончи его, — мысленно говорил я себе. — Встань и покончи с ним». И я попытался встать. Опять-таки мысленно. Некоторое время мы оба просто сидели на цементе.
— Мягко? — ехидно спросил я.
Скотт исхитрился подняться на ноги, постоял, покачиваясь, несколько секунд, а потом бросился на меня. Я успел откатиться в сторону. Он упал ничком, а я навалился ему на спину и получил огромное удовольствие, ткнув его несколько раз физиономией в мокрый цемент.
Тут он вывернулся из-под меня и принялся размахивать руками, наподобие лопастей ветряной мельницы в шторм. Я ощутил спиной холодный цемент. Скотт решил использовать меня в качестве шанцевого инструмента для прокладывания дороги вперед. Я вцепился в лацканы его плаща и рванул на себя так, что плащ затрещал по швам. Я замолотил ногами. Скотт отстал от меня. Тогда мы оба поползли друг к другу на четвереньках, а потом стали подниматься на ноги. На этот раз гораздо медленнее. С каждым разом подниматься становилось все труднее и труднее.