Или он, как и я, служит народной Фронде, одержимой безумной целью освободить мир от гнета вампиров?
Простота его одежды разительно отличалась от шелковых нарядов вельмож. Ссутуленные плечи не имели ничего общего с горделивым петушиным обликом версальских придворных. Рука, схватившая мою кисть, была мозолистой, натруженной рукой простолюдина.
«Лизоблюд мертвых» – такими презрительными словами простой народ шепотом называл благородных смертных, готовых на любую низость, лишь бы угодить вампирам.
– Постой! – воскликнула я, бросаясь с головой в омут. – Я помешала де Ля Ронсьеру не для того, чтобы спасти жизнь деспоту, как ты думаешь. А для того, чтобы спасти Францию от тирании, еще более жестокой!
Незнакомец остановился в нескольких метрах от меня и прорычал:
– Что ты мне тут сказки рассказываешь, дворяночка?
– Я не мечтаю о трансмутации. Но Тристан де Ля Ронсьер хотел трансмутировать, чтобы получить корону. Хуже того: он планировал отменить numerus clausus[3], ограничивающую число вампиров в королевстве. Если бы ему это удалось, то все смертные дворяне превратились бы в кровопийц, истребляя людей, как никогда прежде!
Кинжал в руке убийцы задрожал, он засомневался, балансируя на тонкой нити, как канатоходец, в любой момент рискующий сорваться вниз от ослепляющей его ярости.
– Поверь мне. – Я заставила себя говорить спокойнее, понимая, что малейшее повышение тона может разозлить убийцу. – Я говорю правду.
Мужчина громко фыркнул, подавляя всхлип.
– Правду? – тяжело повторил он. – Может быть… а может и нет. Единственное, что знаю наверняка: это ты убила Туанетту, подлая!
Туанетту? Перед глазами встал образ юной служанки из школы «Гранд Экюри». Открытое лицо, усыпанное веснушками. Застенчивая улыбка, когда наши взгляды встречались. Сгибы локтей, отмеченные шрамами кровавой десятины ежемесячно взимаемой гематическим Факультетом со всех простолюдинов королевства. Я увидела себя, вчерашнюю пансионерку, протыкающую вены девушки. Мадам Тереза, управляющая женским крылом школы, приказала мне пустить кровь бедняжке в разгар светского ужина, чтобы наполнить кубок маркизы Вовалонской, одной из самых жестоких вампирш Двора.
– Туанетта умерла? – Я не верила своим ушам. – Но месяц назад, когда я покинула «Гранд Экюри», она была жива!
– В раны, которые ты ей нанесла, попала инфекция. Игла, которую ты использовала, была грязной или того хуже!
Я вспомнила, как мадам Тереза безжалостно отчитывала служанку за ничтожный фунт украденной ею муки. Неужели садистка-управляющая дала мне отравленную иглу, чтобы убить несчастную?
– Я не знала… – в ужасе пролепетала я. – Клянусь…
Однако убийца не слушал.
– Теперь твоя очередь ощутить прокол кинжала! – прокричал он.
Его клинок взмыл так быстро, что я не успела увернуться. Острая боль пронзила правую скулу. Хромой безумец занес руку для второго удара.
Неожиданно в памяти всплыли слова Туанетты, когда она пыталась объяснить причину своего мелкого воровства жестокой мадам:
«Мои родители старые и больные. Брат – плотник, но больше работать не может. Он сломал ногу в прошлом месяце, когда упал со строительных лесов[4], ремонтируя стены замка».
Догадка поразила меня в самое сердце:
– Так ты – брат Туанетты? Плотник? О, я знаю, что значит потерять любимую сестру! – Кинжал застыл в воздухе. – Как будто ампутировали частичку тела! Как будто отрезали половину души! Только я потеряла дорогого брата. Бастьян был для меня всем… – К горлу подступил ком. – Королевские драгуны расправились с ним и родителями в моей родной деревушке в Оверни.
Брат Туанетты, а я убеждена, что это был именно он, стоял так близко, что сквозь грубо вырезанные дыры в платке я видела его блестящие глаза. В них читалось замешательство. Гнев. И главным образом горе.
– Драгуны Короля убили твою семью? – удивленно пробормотал он. – Твою? Оруженосца благородного происхождения?
– Я не та, за кого ты меня принимаешь. Благородство моего происхождения – всего лишь ловкий обман. Иллюзия. На самом деле я – дочь аптекаря и даже хуже: дочь фрондеров.
Признаваясь в обмане, я знала, что играю со смертью. И все же слова сами вылетели из уст. Потому что это последний шанс заставить страдальца поверить мне. И потому что я узнала в нем себя. Ту, какой была в первые дни после убийства родных. Этот юноша не принадлежал ни к одному из тайных обществ. Он не являлся эмиссаром какой-либо Фронды, народной или дворян. Он просто пушечное ядро, горящее от отчаяния, которое неслось к ближайшей цели сквозь хаос мира.
4