Томасис вздыхает, наклоняется ко мне и берет рукой за подбородок.
Я поднимаю глаза и вижу его тяжелый взгляд.
– Здесь, в Сияющем зале, очень редко применяется насилие. В отличие от членов других гильдий, мы больше всего надеемся на свою скорость и сообразительность. Говорят, что хороший Вор может выкрасть даже злодеяние из сердца собственного брата.
Он отступает назад и снова грузно садится на свой трон.
– Я прощаю твою неучтивость, потому что ты одна из самых юных моих чад. Никто еще не приносил мне ничего похожего на твой подарок. И никто бы не осмелился попросить у меня того, о чем только что попросила ты.
Он делает знак Феми, тот хватает меня за руку и рывком поднимает на ноги.
– Барон Каплан, Тигр, правит гильдией Плоти, – говорит Томасис. – Он восседает за Высоким столом вместе с восемью остальными баронами Двора чудес. – Он закрывает глаза и трет пальцами виски будто от большой усталости. – У нас есть… соглашения с гильдией Плоти. Они не вмешиваются в наши дела, а мы не трогаем их. Я не брошу вызов барону Каплану даже ради собственного ребенка, потому что нападение на барона втянет весь Двор в войну. Это запрещено, так гласит Закон.
– Так гласит Закон, – произносит множество голосов вокруг меня.
– Мы, Отверженные, чада Двора чудес, связаны Законом, – продолжает Томасис. – Он скрепляет нас, он защищает нас, он поддерживает и ограничивает нас. Он отпечатан в наших глазах, написан пеплом на угольках наших сердец.
– А как же моя сестра? – кричу я.
– Я дам тебе сотню новых сестер, – говорит Томасис, печально глядя на меня. – Но не могу вернуть ту, которую у тебя отняли. Горюй по ней, но знай, что она умерла.
Стараюсь подавить в себе нарастающее горькое разочарование. Я-то думала, что человек, который так властно правит гильдией Воров, может помочь мне спасти Азельму.
Я начинаю дрожать. Пытаюсь побороть дрожь, сжимаю кулаки, напрягаю все мышцы, но это сильнее меня, мое тело не в состоянии больше сдерживать все, что накопилось внутри.
Томасис хватает меня за руку и притягивает к себе. Его голос становится мягче и тише, так что теперь только мы с Феми слышим, что он говорит:
– Не бойся, малышка. Ты чадо этой гильдии, Каплан тебя не тронет. Гнев Тенардье тоже не достанет тебя здесь. Я знаю, каким жестоким он может быть под действием вина. Посмотри на меня: он тебе больше не родня, ты – моя дочь. Если он поднимет на тебя руку, это будет то же самое, как если бы он ударил меня. А даже он никогда не напивался настолько, чтобы осмелиться на это.
– Я боюсь не за себя, – говорю я, и при каждом слове мои зубы неистово стучат друг об друга. Смотрю Томасису прямо в глаза и вижу где-то в глубине жалость.
Если выясню, что задумал Тигр или куда увел мою сестру, тогда я, конечно, смогу что-нибудь предпринять…
– Вы сказали, что сделаете мне подарок, и вот о чем я прошу: скажите мне правду, – произношу я тихим голосом. – Он собирается ее убить?
Томасис медленно качает головой и отворачивается.
– Эта правда не будет считаться моим подарком, потому что ее знают все. Смерть была бы для нее большой милостью, – тихо говорит он.
Томасис улыбается мне, но его улыбка подернута печалью, и в эту минуту он выглядит точно как Феми.
– А подарок, который я тебе обещал, прибереги на потом. Знай, что однажды ты сможешь о чем-то меня попросить, и я сделаю это для тебя.
Теперь он смотрит строго.
– Не пытайся ее разыскать, все равно не найдешь. Не старайся помочь ей, потому что никому не под силу ослабить хватку Тигра, если он вонзил в кого-то свои когти. Не делай Каплана своим врагом, ты не будешь петь охотничью песнь с его именем на устах. Поклянись, что все так и будет.
Азельма могла попытаться сбежать, но пожертвовала собой, чтобы отправить меня сюда и дать хоть маленькую частицу безопасности в виде татуировки, которая до сих пор саднит у меня за ухом. Феми не побоялся навлечь на себя гнев собственного брата, чтобы спасти меня, и теперь барон Воров обязался защищать меня от Тигра и Тенардье. Я должна внимательно отнестись к их словам, должна уважать их жертву. Я должна забыть свою сестру. Глупо было бы поступить иначе.
Я киваю.
– Клянусь, монсеньор.
Чувствую горечь лжи у себя на языке.
4. Та, что спит
Чтобы пробраться куда-то под покровом ночи, в сущности нужно только одно – найти подходящий вход. Неплотно прикрытое окно, дверь с замком, который так и просит, чтобы его открыли. Иногда, чтобы подобраться к слабому месту в доме, нужно влезть куда-то по веревке или вскарабкаться по стене. Иногда приходится прыгать по крышам и спускаться в остывшие каминные трубы. Но все это гораздо сложнее осуществить при свете дня, когда тебя легко может заметить множество людей: торговцы и рабочие; прачки, загружающие белье на лодки на берегу Сены; музыканты, попрошайки или ремесленники; весь городской люд, не принадлежащий к Двору чудес. Днем в городе кипит жизнь, как в мышином гнезде, обитатели которого снуют туда-сюда и каждый спешит по своим делам.