— Отче, — сказал Монклар, присев у изголовья Лойолы, — я решился. Ваши наставления, ваши мудрые суждения вдохновили меня. Я хочу вступить в святой орден, основанный вами ради вящей славы Господа нашего Иисуса Христа и блага святой церкви…
— Хорошо, сын мой! — выдохнул Лойола.
— Итак, я уйду от мира, оставлю двор, где всюду ложь и коварство. Быть может, в монастыре я обрету наконец мир! Я хочу как можно скорей туда поступить…
— Нет! — покачал головой Лойола.
— Что вы сказали, отче?
— Я сказал, вам не надобно идти в монастырь.
— Но вы же сами внушили мне эту мысль!
— Нимало! Мысль вступить в наш орден — да, но не уйти в монастырь. Вам надобно остаться при дворе.
Лойола перевел дух.
— Сын мой, — продолжал он, — есть два пути служить Богу и Церкви. Первый — торный. Его избирают сердца робкие, что ищут убежища в Боге, а не идут в мир сражаться во имя Его. Они идут в монастырь и живут там спокойненько, иногда они бывают святыми, но всегда — трусами.
Лойола говорил без всякого воодушевления, но в голосе его, хоть и ослабленном болезнью, звучал необычайный напор.
— Другой же путь, — продолжал он, — приличен душам сильным, умам закаленным, сердцам бестрепетным. Монах, сын мой, — это воин, воин Христов! Коль славно это звание! И этот путь, граф, оставаться среди мирской жизни, жить в глазах света так, словно и не давал никаких обетов, а между тем все дела, все помыслы, всю крепость, все разумение направлять к единой цели — ко славе Господа и к преуспеянию церкви Его…
— Однако, отче, — заметил Монклар, — этим путем идут все добрые христиане, если имеют сильную веру.
— Вы не поняли меня. Я говорю о человеке высшего разума, который остается мирянином и весь вверяется церкви…
Лойола немного помолчал и вдруг спросил:
— А понимаете ли вы, сын мой, что такое церковь?
— Церковь, отче? Это собрание верных, это стадо, которое пасут наши пастыри, над пастырями же стоят епископы, над ними кардиналы, а над ними, в самой близости от Бога, тот, чьи стопы стоят на земле, а митра касается неба — пресвятой отец!
— Вы правы отчасти. Такова церковь для простецов — для стада, как вы сказали. Но вы-то, граф, не простец. Да, церковь — это то, что вы описали, но есть еще нечто выше пастырей, выше епископов, кардиналов и самого папы.
— Что же это, отче? — спросил Монклар.
— Это мы! — ответил Лойола.
— Мы?
— Да, мы, рыцари Пресвятой Богородицы, орден Иисусов — орден священный, могущественный, перед которым уже склонили чело короли, императоры и сам папа. Я говорю «церковь» — подразумеваю орден.
Монклар склонил голову.
— Я словно ослеплен сиянием, отче, — проговорил он дрожащим голосом. — Да, только теперь я понял, на какой великий подвиг борьбы вы пошли!
Лойола улыбнулся.
Суровый дух великого прево, непреклонный перед малыми, жесткий, недоступный жалости, гнулся по воле монаха.
— Я приму ваши обеты, сын мой. Как только буду в силах, выслушаю вашу исповедь, затем познакомлю с уставом ордена, и вы станете его членом. Но эти обеты, как я сказал, останутся тайными. Для всех, даже для самого короля, для всего мира, кроме меня, вы останетесь просто великим прево короля Франциска. Для меня же вы будете членом общества Иисуса — избранным членом, Богом клянусь, сын мой!
— Что же я буду должен делать, чтобы достойно служить церкви, то есть тому могущественному обществу, в которое я вступлю?
— Я посмотрел на вас, сын мой. Я увидел вашу истинную веру, ваш высокий ум, и предназначил для вас одну из самых трудных, самых опасных, но и самых славных задач. Вы будете в числе наших отборных солдат, посланных к врагу.
— К врагу! — негромко повторил Монклар.
— Я поручаю вам наблюдение за королем Франции.
И монах, уверенный в своей власти, добавил:
— Более всего я желаю знать королевские мысли.
— Насчет чего, отче?
— Всего, сын мой. Но по ходу дела я буду давать вам знать, на что вы особо должны будете направить свою проницательность. А покуда примечайте все, что делает, все, что говорит король, его самые простые поступки, самые незначительные по видимости мысли могут иметь для меня величайшую важность. Для меня — то есть, хотел я сказать, для блага церкви и для славы Христовой… Послушайте, хотите ли, чтобы я дал вам совет?
— Скажите, отче.
— Итак, каждый вечер, вернувшись домой, запирайтесь в кабинете и записывайте все, что видели и слышали днем. Ведь нет надобности говорить вам, то, что относится к королю, относится и к менее важным вельможам. Словом, пишите историю французского двора. Если вы будете заниматься этим несложным трудом каждый вечер, то наверняка не упустите ни одной подробности…