Рагастена окружал воровской народ, каторжники и висельники. Его невыразимо смущала мысль, что сейчас придется обнажить шпагу ради этих разбойников.
Но он переводил взгляд на Манфреда, и смущение уходило прочь. А вдруг этот юноша — его сын?
Он с ужасом вспоминал слова короля Франциска. Главная цель похода была схватить Манфреда и Лантене.
И на восходе солнца Манфред будет уже повешен у Трагуарского Креста.
А вдруг Манфред — в самом деле его сын?!
Кровь прилила к голове Рагастена. В этот миг он схватился бы один с целой армией, лишь бы спасти юношу. Вокруг него уже не было воров и потаскух. Был только сын (может быть, родной сын!), и шевалье готов был спалить весь Париж, но не дать Манфреду оказаться в руках короля и великого прево.
Проницательным взором он окинул весь Двор чудес.
От него расходилось три переулка.
Все три были перегорожены баррикадами.
— Оружие есть? — спросил шевалье.
— Три сотни аркебуз да пистолетов еще столько же.
— Патронов?
— Хватает.
— Стрелки?
— Мужчины все умеют стрелять из аркебуз.
— А женщины что могут делать?
— Что угодно.
— Хорошо, — сказал Рагастен. — Сотню человек на эту улицу, — (он указал на переулок Спасителя). — Сотню сюда, — (на переулок Монторгёй). — И сотню в этот переулок, — (переулок Калек). — За каждой сотней стрелков поставьте два десятка женщин, только в укрытии — будут перезаряжать аркебузы.
Рагастен не успевал отдавать приказания, как они уже исполнялись.
Тут в церкви Сент-Эсташ пробило полночь.
— Теперь, — продолжал Рагастен, — за каждой сотней аркебузиров поставьте еще по сто человек с пистолетами. Если аркебузирам придется отступить, в дело войдут пистолетчики.
В две минуты было исполнено и это распоряжение.
— Наконец, — закончил Рагастен, — здесь, на площади, останутся все остальные, кто годен. Будет резерв, который можно послать на подкрепление в слабое место.
Шевалье придумал единственную диспозицию, которая оставляла какие-то шансы на успех. Старшины, стоявшие вокруг, это поняли и без всяких возражений приняли план чужака.
— А теперь, — сказал Рагастен, — слушайте меня внимательно. Тот бедняга, с которым так ужасно обошлись, должен был трижды выстрелить из аркебузы — дать знать великому прево, что во Дворе чудес все спокойно. Если выстрелов не будет, штурм, очень может быть, перенесут. Решайте, как вам поступить.
— Понимаю ваше затруднение, сударь, — сказал Манфред. — Значит, я буду говорить за вас и от вашего имени. Братья, если мы теперь не выстрелим три раза, нас как-нибудь в другой раз ночью застанут врасплох. Зато если выстрелим — королевские не будут ждать сопротивления. Вы согласны?
Старшины важно кивнули головами.
— А ваше мнение, сударь? — спросил Манфред Рагастена.
— Дитя мое, — ответил шевалье взволнованно, — на вашем месте я бы сказал то же самое.
При словах «дитя мое» Манфред удивленно поглядел на Рагастена, но приписал эти слова избытку учтивости.
— Значит, решено, — твердо сказал юноша. — Лантене, ты идешь в переулок Монторгёй. Я — в переулок Спасителя. Ты, Кокардэр, в переулок Калек. А вы, господин шевалье, не окажете нам честь остаться здесь и командовать отсюда всеми нашими действиями?
— Лучше я пойду с вами, — ответил Рагастен, стараясь совладать с волнением.
— Тогда пойдемте! Я подам сигнал…
II. Удача Франциска I
Пока во Дворе чудес завершались приготовления к отчаянной обороне, в другом месте тоже кое-что происходило.
Мы видели, как Франциск I вместе с господином де Монкларом и вооруженным отрядом сходил посмотреть, что делается в усадьбе Тюильри, а увидев, что Жилет и шевалье де Рагастен исчезли, вернулся в Лувр, решив участвовать в походе на воров.
Между тем в отряде, который Монклар привел к дому Мадлен Феррон, был один человек, уже известный нашим читателям. То был Алэ Ле Маю.
Оказав герцогине д’Этамп помощь в похищении Жилет, Ле Маю сильно задумался.
Вывод из его размышлений был такой: ему следует опасаться герцогиню, а если король когда-нибудь узнает правду, весь его гнев падет на Ле Маю.
Узнав же о внезапной смерти старой госпожи де Сент-Альбан, он задумался еще сильнее.
«Умерла моя приятельница, — думал он, делая вид, что смахивает слезу, которой на самом деле не было. — Все когда-нибудь помрем, это верно. Но бедная старушка была крепкого здоровья. А умерла, говорят, от каких-то неожиданных колик. Я спрашивал в Бастилии: говорят, с ней эти колики случились, когда ей прислали фруктов. А кто ей прислал эти фрукты? Загадка… Только кажется мне, эту загадку вполне могут звать госпожой д’Этамп. Я-то фрукты в рот не беру и коликами не страдаю, зато очень даже могу в темном переулке как-нибудь напороться на шесть дюймов стали. Премного вам благодарен, сударыня…»