Лудильщик получил за пожарище неплохую мзду и купил себе домик под Парижем, где и прожил до самой смерти. Похоронили его все же на кладбище Пер-Лашез, по велению и хотению здешнего мэра, благоволившего к художникам.
А поэт вернулся в Хайфу, где все ему было не по кайфу: в его отсутствие у него в нищем жилище развелись чудовищные летучие белые тараканы. Вскоре он исчез.
Навсегда? Бог знает.
Вечный жид[6]
(Сонет)
Гнев Демиурга
Ты знаешь, что я вспоминаю чаще всего?
Ярость твою.
В какой-то момент, когда все уже было выпито, ты затих. Сидишь молча.
Никто ничего еще не замечает. А у тебя уже лицо желтеет. Ты смотришь пустыми черными дырами. Нет, пятнами. Черными пятнами на желто-белом идиотическом лице. Из-за заостренных по-волчьи ушей видны наползающие на воротник, ромбообразные, смятые, старые, широкие щеки.
Не желая раньше времени выдать себя, ты хочешь завлечь подальше жертву, якобы одобряя, завести в дебри застольного красноречия. Терпишь, покуда какой-то пушкинист не произнесет: «Ты гений, старик!» – с каким-то тайным нюансом, который тебе в тот момент не нравится. Вот этим-то мельчайшим нюансом, самодовольной в твой адрес хвалой, ты тайно доволен.
Ты увидел эманацию зла – она клубится вокруг голов – и вокруг твоей головы скапливается холодная туманность, холод бездушного пространства проникает вовнутрь. Уже ты ненавидишь, и ненависть твоя, как по трубе, течет к чьей-то голове. Тут-то от тебя бы и бежать без оглядки. Но ничего никто не замечает, не понимают, веселясь, что обречены и осуждены тобой. Судимы за суету сует и дьяволизм.
Нельзя было тебе хвалу произносить – с тобой на одну доску, пусть на секунду, попытаться себя поставить! Святотатство! Вы – разной породы! И одно ужасает тебя: «Как он смеет?! Какое право он имеет на две руки и две ноги, как я? На голос и стремление казаться – чем-то быть?!»
Хотя одно твое наличие само собой упразднило нормальное людское естество! О, мясо презренное, о плоть, что пытается казаться одухотворенной!
«Как смел ты сказать, что я гений?!»
Вторая стадия – Демиург в ярости оттого, что сотворил себя не сам. Его крик – протест против тела, которое повелевает душой: «Неужели Я – случайное соединение молекул, генная закваска, следствие слияния случайного, влияние солнца, снега, температурного баланса в момент, когда был зачат – о нет, не Я! – пещерный предок мой! Неужто по его генетическому коду определился Я – творенье, а не творец себя?!
Я – сущность?!! Или Я – случайность?!!
…Ах, они су-у-уки! Как они посмели меня хвалить? Засранцы, сволочи! А-А-А-А-А! Ты гад, говнюк и сука, – я гений. И я сейчас тебя убью.
Слишком много разумных людей на свете, неспособных разглядеть тебя и вовремя устраниться, чтобы тебя не мучить.
При сближении с себе подобными ты холодел – сравненье могло оказаться в чужую пользу:
«Как смеет он? Какую окуджаву он несет?! Кто ему позволил высказывать по поводу меня свои соображения?! Он – он спросил МЕНЯ?!!» (Вино и водка в тот момент уж целиком очистили мозги – опустошили от всего, что могло помешать уничтожать осмелившегося восхищаться – тобой).
«Тобой?! Мной! Но это же не я (как бы его убить?). Ведь это всего лишь они, всего лишь мои предки, их жратва – пронырливый идиотский сперматозоид, который, победив скоростной кросс, врезается с размаху в то самое – мясистое, багровое, темное, в пульсацию мясных кулис…
Я?! Он – хвалит – меня?! А я – НИ ПРИ ЧЕМ! Гениальность – не моя! Гениальность сала, вони, мяса, дерьма! Дерьмо! А вот вам фигу! Фигу! Фигу!!!»
«Ты гений, старик!»
– Ты… Сволочь… Смеешь… ААААААААААА!!!!!!!
Сволочь!
Я – БОГ!..
…Ты выносил лишь похвалы дураков. Дураки – они блаженные, как и ты. Вы изъясняетесь на простом языке сумасшедших. Тебе нравилось, что дураки клянутся твоим именем:
7
«Моя фамилия Бейн. С иврита переводится, как «между», на идише значит «кость». (Иосиф Бейн. Из интервью «Русской мысли».)