Несмотря на такую сердечность, остаток 809 и весь 810 год стали свидетелями растущего отчуждения между братьями, которое развилось в открытую вражду. Вдобавок воздействие на ситуацию оказывали политические интересы разных сторон и множество пересекавшихся подводных течений. Похоже, что принцы не проявляли личной вражды. Многие советники с обеих сторон настаивали на мирном разрешении любых противоречий. Множество анонимных голосов взывало к компромиссу: «Говорят, если дело опасное, лучше отдать сопернику часть того, что он хочет, чем входить с ним в открытый конфликт из-за отказа»{206}. «Если вы опасаетесь, что добровольная уступка будет иметь последствия, разрыв, который появится, если не избежать трещины, будет еще более серьезным», — так выражались чувства народа. Страх беспорядков и насилия внутри мусульманского сообщества был очевиден.
По существовали и другие, более резкие голоса, призывавшие решительно идти своим путем, даже если молодые принцы будут против, несмотря на то, что огромное большинство людей хотело мира. Стоя на стороне Амина, Фадл ибн Раби, ветеран администрации Гаруна, давил на халифа, чтобы тот вместо Мамуна объявил наследником своего сына Мусу. Даже такой молодой и здоровый человек, как Амин, мог внезапно умереть — и Фадл не желал рисковать, позволив Мамуну взять верх в подобных обстоятельствах. Его поддерживал Али ибн Иса ибн Махан, бывший правитель Хорасана, чьи вымогательства вызвали те самые проблемы, которые пытался разрешить Гарун перед своей смертью. Али уже вышел из тюрьмы и занимал ведущее положение в лагере Амина. Он возглавил Абну — тех солдат хорасанского происхождения в Багдаде, которые считали, что они должны контролировать правительство и жить на налоги со своей родовой земли, Для них прямое управление провинцией из Багдада было принципом, по поводу которого компромиссов существовать не могло.
Оказавшись перед лицом могущества дома Аббасидсв и военных, Мамун был готов принять требования брата — но он имел своего Свенгали[16], который толкал его на сопротивление. Это был еще один Фадл, Фадл ибн Сахл. Он происходил из зажиточной семьи персидского землевладельца, чье состояние пережило и завоевание мусульманами, и революцию Аббасидов. До сих пор ни один из его родственников не играл роли в политике, и Фадл со своим братом Сахлом стали первыми членами семьи, которые перешли в ислам. Хотя они приняли новую религию и наверняка бегло говорили и писали по-арабски, братья четко сознавали свое персидское происхождение.
Фадл ибн Сахл попал в окружение молодого принца Мамуна в Мерве. Он осознал свой счастливый жребий и начал выстраивать коалицию для поддержки своего хозяина в Хорасане. Он обращался к разным слоям населения огромной провинции, которая могла быть объединена лишь ненавистью к правлению из Багдада. Он играл на памяти о матери-персиянке Мамуна, говоря, что Мамун мог бы быть среди своих дядей по матери, и персидская аристократия провинции должна поддержать одного из своих. Кого-то удалось уговорить обещанием уступок в налогах. Понемногу Фадл преуспел в привлечении сторонников сопротивления Амину, хотя многие в Хорасане были против мятежа, не желая распахивать ворота гражданской войне или же боясь, что дерзкий замысел потерпит неудачу. Самого Мамуна требовалось постоянно подбадривать, чтобы он не потерял самообладания.
Тем временем разворачивалась дипломатическая прелюдия к войне. У нас есть тексты нескольких писем принцев или их советников, написанных друг другу. Тон писем вежлив, но постепенно становится все холоднее. Целью переписки было не столько избежать войны, сколько замедлить ее приход — чтобы, когда она начнется, ответственность за кровопролитие пала бы на другую сторону. Амин требовал центрального управления определенными приграничными районами и выплаты налогов, которые, по его утверждению, не были нужны брату. Мамун отвечал, что здесь имеет место какое-то недопонимание: границам Хорасана угрожает сильный враг (тюрки), и ему самому требуются все эти ресурсы. «Сын моего отца, — продолжал он, — не заставляй меня ссориться с тобой, когда я охотно выказываю тебе послушание; не отстраняй от себя, когда я хочу оставаться другом»{207}. На советников Амина это впечатления не произвело, и Амин ответил от своего имени; «Получил твое письмо, в котором ты показываешь неблагодарность за милость Аллаха по отношению к тебе… твой отказ аг послушании мне более терпим, чем неблагодарность Господу. Я прошу только для твоей же пользы и благополучия большинства твоих людей. Тебе же это принесет лишь безопасность и мир»{208}.
Фадл ибн Сахл перешел в наступление. От имени Мамуна он написал Амину письмо с просьбой прислать в Хорасан жену и двух сыновей Мамуна, которые все еще находились в Ираке, чтобы они были с отцом. Отказ прислать семью, безусловно, продемонстрировал бы отсутствие доброй воли Амина. И опять язык вежливости: «Хотя о моей семье прекрасно заботится сам Носитель веры [Амин], который стал им отцом, они не могут не желать и с нетерпением ждать моей защиты»{209}. Он также просил, чтобы выслали личное состояние Мамуна — якобы деньги необходимы для защиты границ. Последовал вежливый, но твердый ответ: Амин берет на себя ответственность за семью Мамуна. В конце концов, путешествие из Ирака в Хорасан долгое и может быть опасным. А что касается денег, то халиф сможет лучше использовать их на благо Мамуна.
Соскальзывание к войне продолжилось. Фадл ибн Сахл приказал поставить возле Рея, на западной границе владений Мамуна, дорожные посты, чтобы Амин не мог засылать агентов и шпионить за землями брата. Он также отправил своего агента в Багдад. Этот человек отсылал рапорты с женщиной, закладывая письма под вьючное седло; «женщина та проходила через пограничные посты без вопросов и досмотра, делая вид, что идет из одной деревни в другую»{210}. Новости, которые приходили от агента, подтверждали худшие страхи Мамуна: Фадл ибн Раби был твердо намерен убрать его из наследников и ищет любого предлога, чтобы сделать это. Он надеялся также подбить людей в Хорасане отказаться от присяги Мамуну{211}.
Осенью 810 года брешь оказалась пробита. В ноябре Амии пересек свой Рубикон, когда во время пятничной молитвы приказал более не считать наследником Мамуна, которого заменяет своим сыном Мусой. В то же время он отправил в Мекку гонцов, чтобы изъять подписанные документы, при помощи которых Гарун пытался однозначно отрегулировать наследование. Бумаги эти были привезены Амину в Багдад, где он лично порвал их и уничтожил{212}. После этого пути назад не осталось. К концу 810 года, ровно через восемнадцать месяцев после смерти Гаруна, тайная война закончилась.
Теперь обе стороны начали разворачивать военные приготовления. В Багдаде Фадл ибн Раби собирал большое войско для вторжения в Хорасан и смещения Мамуна. Говорят, оно насчитывало до 50 000 человек, и люди в Багдаде заявляли, что это была самая многочисленная и лучше всего вооруженная армия из всех, что они видели{213}. Для поднятия жалования в войсках создавались огромные фонды{214}. Также поступало новое вооружение: две тысячи украшенных орнаментом мечей, шесть тысяч парадных халатов и, как об этом рассказывают источники, серебряные цепи, чтобы заковать Мамуна, когда его захватят{215}.
Командование этими громадными силами было доверено Али ибн Исе ибн Махану. По многим параметрам это был разумный выбор. Он и его семья пользовались непререкаемым авторитетом в среде Абны в Багдаде, и он хорошо знал Хорасан. С другой стороны, его пребывание в роли правителя провинции вызывало яростное сопротивление местного населения. Назначение Али могло помочь сплотить вокруг него бухарцев, но наверняка объединило хорасанцев вокруг Мамуна. Были даже такие, кто считал, что политический наставник Мамуна, Фадл ибн Сахл, поручил своим агентам в Багдаде поддержать его назначение, зная, «по это лишь объединит общественное мнение вокруг Мамуна{216}.
16
Свенгали — персонаж средневековой европейской мифологии, колдун и гипнотизер, подавляющий волю человека; более всего этот образ известей по роману и пьесе Джорджа Дюморье «Трильби» (1894). В переносном смысле — закулисный инициатор чьих-либо действий.