Самое удивительное, что багдадская голытьба еще и отобразила сцены защиты города в ряде стихов, которые дошли до нас. После одного неожиданного побоища, когда силы Харсамы были отброшены ополченцами, а он сам был захвачен и с трудом отбит назад офицером, местный поэт описал то, что видел:
Блокада, организованная вокруг города, была ужасно жестокой. Частыми жертвами стали женщины и дети, которые обычно всегда избегали последствий войны. Распад представлений о законе и порядке вызвал разгул преступности. В западном пригороде «местные воры и преступники грабили всех, до кого могли добраться — мужчин, женщин, больных, мусульман и немусульман. Они вытворяли такое, что, как мы слышали, происходит в другая странах во время войны»{235}.
Пока некоторые стихи славили голых воинов, гораздо большее их количество оплакивало городские руины{236}. Этот тип стихов сильно отличается от льстивых виршей, которые так нравились халифу и тогдашним литературным критикам. Это скорее протестная поэзия, оплакивающая разрушение города и лишения, выпавшие на долю ни в чем не виновных людей. Вот одно анонимное стихотворение, отразившее ужасы войны:
Я плачу кровью — Багдада мне жаль:
Мы в столице легко, беззаботно жили,
Но вместо радости нам вручили печаль,
А вместо достатка нам смерть подарили.
На город упал завистливый взгляд,
Губит всех без разбора баллисты рука,[17]
Гибнут люди в огне и извечный уклад,
Женщины воют — мужчин забрала река,
Девушка с глазами как темная ночь
От огня убегает, чтоб добычей стать,
А отец, не в силах дочке помочь,
В огонь мчится, чтоб в плен, не дай Аллах, попасть.
Просить о жалости некого тут,
Ведь люди лишились всего, даже крова,
На базарах уже весь их скарб продают —
У разбойников просто чудо-уловы.
Вот незнакомец в луже крови лежит
Без головы, посередине дороги.
Он попал в гущу боя — кто ж тут сбежит?
Не скажет никто, чей он был, даже Господь.
Такие теперь пришли времена:
И дета бегут, бросив немощных старцев,
И друг бросит друга — не его тут вина.
Судьба извлекла джинна злобы из ларца{237}.
Другое стихотворение, принадлежащее малоизвестному поэту по имени Курайми, оплакивает потерю Багдадом его очарования. Курайми сурово обличает войну и жестокость, которые принесли столько страданий ни в чем не повинным людям{238}:
Но затем Амин с Мамуном начали свой спор:
Все богатства, нажитые предшествующими халифами, были уничтожены.
Затем поэт дает описание баллист, которые нанесли столь большой урон и домам из глиняного кирпича, и деревянным домам, а также их обитателям. В одном месте он сравнивает полет снарядов размером с человеческую голову со стаей птиц.
Потом поэт возвращается к образам женщин, брошенных на позор и поношение, молодых мужчин, убитых на улицах, пытаясь защитить свои дома и семьи. Но в конце он резко меняет тон, когда обращается к визирю Мамуна, Фадлу ибн Сахлу, чтобы тот положил конец этим страданиям. Выглядит это так, будто последняя часть добавлена, чтобы превратить обличение подстрекателей войны в панегирик.
По мере продления осады положение в городе ухудшалось. Тахир, придя в ярость от того, что его войско терпит унижения от «голытьбы», усилил блокаду, не допуская в город корабли с поставками, приходящие из Басры и с дальнего юга, заворачивая их в Евфрат, к своим войскам. На других участках фронта осаждающие иногда позволяли товарам поступать в город — но лишь в обмен на сумасшедшие взятки{239}. Тахир также начал систематическое разрушение домов в местах, где оказывалось наиболее стойкое сопротивление, он копал траншеи, чтобы укрепить уже захваченные районы. То, что не разрушал он, разрушали защитники. Город стал похож на средневековый аналог Сталинграда, огромное городское кольцо к северу и западу от Круглого Города лежало в руинах{240}. Амин начал собирать деньги, продавая куски своего дворца; позолоченные потолки и деревянные крыши были разобраны им или сожжены артиллерией Тахира{241}.
Время шло, весна 813 года перешла в лето, а положение Амина ухудшалось. Многие его сторонники в среде знати Аббасидов тайно ушли, так как Тахир пригрозил им конфискацией поместий. Более богатые купцы района Карха решили обратиться к Тахиру и дистанцироваться от простого народа, который оказывал сопротивление. «Улицы забиты ими. У них нет собственных домов или имущества в Кархе. Это карманники и продавцы дешевых конфет или воры, отпущенные из тюрем. Их единственные приюты — мечети и бани. Купцы среди них — обычные уличные торговцы, которые имеют дело с мелочевкой. Женщин заставляют выживать проституцией, а старики умирают на улицах. Мы, уважаемые купцы района, бессильны предпринять что-либо против них». Авторы так и не решились отправить это письмо, но оно показывает социальное напряжение, которое возникло во время осады.
17
Баллиста
18
Нафта (араб,