Но не все жили в таких аскетических условиях. Однажды в 783 году визирь Якуб ибн Дауд был вызван халифом Махди во внутреннюю комнату дворца. Он нашел халифа в комнате, убранной розовыми подушками и тканями, глядящей в сад, полный роз, яблонь и персиковых деревьев в цвету. В комнате сидела девушка-рабыня удивительной красоты, также одетая в розовые одежды. «Тебе нравится? — спросил халиф, на что Якуб ответил, что действительно очень красиво, и он надеется, что халиф получает удовольствие. «Возьми все, — произнес халиф и добавил для полноты: — И девушку тоже, чтобы твое удовольствие было полным».
Благодарный визирь ушел, чтобы наслаждаться щедрым даром халифа. Он получал такое удовольствие от девушки, что никак не мог от нее оторваться, даже когда приходили гости. Визирь попал в классическую любовную ловушку. Халиф подозревал Якуба в изменнической связи с членами семьи Алидов, а девушка была шпионкой. Со своего места за занавеской она слышала все и докладывала об услышанном своему настоящему хозяину{294}. Вскоре Якуба переместили из его розового гнездышка в черную зловонную темницу, из которой он вышел лишь много лет спустя, старым разбитым человеком, который не желал уже ничего — только уехать в Мекку и дожить свои дни в безвестности.
Халифы принимали меры, чтобы избежать изнуряющей жары иракского лета. И снова Мухаммед ибн Сулейман описывает эти домашние детали{295}. Владыки Сасанидов, объяснил он, обычно каждый день покрывали крышу комнаты свежей мокрой глиной. Они также использовали тростниковые и ивовые желоба, идущие вокруг комнаты, в которые укладывался лед. Монархи и сановники пользовались таким примитивным способом кондиционирования, дабы наслаждаться послеобеденным отдыхом. Аббасиды усовершенствовали эту простую систему, догадавшись натягивать на окопные проемы мокрые полотнища. Говорят, что Мансур первым использовал хайш, позже известный в Британской Индии как панках. Это устройство представляет собой кусок ткани или мешковины, натянутый на прямоугольную деревянную раму и подвешенный к потолку; рама может двигаться туда-сюда (с помощью специального слуги), работая своеобразным веером{296}. Вскоре стало ясно, что чем тяжелее и мокрее ткань, тем более эффективно она охлаждает. Мы также знаем, что халифы часто пересиживали жару в своих летних домах — переносных сооружениях из дерева и ткани, открытых с одной стороны, обычно смотрящей на реку{297}.
Обычно дворцы того времени были одноэтажными, но в некоторых имелись комнаты наверху. Согласно одной из историй, Махди сидел у окна верхнего этажа, когда увидел девушку с тарелкой груш, одна из которых была отравлена — и, как мы помним, стала причиной его смерти{298}. Хади имел в своем иранском дворце, в котором он жил до того, как стал халифом, прекрасный бельведер.
Мухаммед ибн Сулейман дает описание приготовлений к послеобеденному отдыху халифа во время полуденной жары. Он нашел молодого халифа облаченным лишь в тонкую тунику, бедра его были обернуты широкой тканью с красным рисунком. Комната была пустой, без ковров, а дверь оставалась открытой, чтобы впустить прохладный бриз. Гарун не любил наличия в комнате хеши — возможно, его раздражал движущийся механизм, либо он предпочитал полное уединение, — но одно из подобных устройств было прикреплено снаружи его комнаты, чтобы создавать в ней ветерок.
В очень жаркие дни в комнате ставился серебряный сосуд, наполненный благовониями — шафраном и розовой водой. Иногда к халифу приводили семь рабынь, облаченных в льняные тупики, которые тоже обмакивались в благовония. Такая девушка садилась на специальный стул с дыркой и медленно горящей под ним курильницей, от тепла которой высыхающая одежда начинала благоухать. После этого девушки были готовы доставлять удовольствие своему хозяину{299}.
Дворцы халифов в Багдаде — Золотые Ворота, Дворец Вечности, расположенный вниз по реке от первого, а также дворец Махди в Русафе на восточном берегу и вес остальные — исчезли полностью, не оставив следов в ландшафте современного Багдада. И наоборот, существуют обширные остатки дворцов, построенных халифами в Самаррс за короткий период с 816 по 892 год, когда этот город являлся столицей империи{300}.
Сами здания дворца в основном обвалились, но контуры планировок четко видны с воздуха, к тому же здесь проведено несколько раскопок. Ни одно из зданий не имеет никаких надписей, говорящих о его происхождении и времени строительства — но, используя обширную литературу периода расцвета халифата Аббасидов, мы можем с высокой точностью идентифицировать многие остатки строений того времени.
Основной дворец и место собраний правительства был известен под названием Дар аль-Халифа или Дворец Халифата. Он стоял на невысоком десятиметровом обрыве, возвышавшемся над поймой реки Тигр. Остатки дворцового комплекса занимают площадь около 125 гектаров, образуя огромный прямоугольник размером примерно 1346 метров с запада на восток и 1150 метров с севера на юг — более чем в шесть раз превышая размеры Золотых Ворот Мансура в Багдаде. Главная ось комплекса проходит с запада на восток, именно тут были найдены самые важные общественные здания. Возвышаясь над садами, которыми пользовались, чтобы выйти к Тигру, располагаются огромные общие ворота (Баб аль-Амма). Это единственная часть комплекса, которая все еще сохранила свою первоначальную высоту; хотя ворота реставрировались и потеряли свою облицовку, они все еще смотрятся могучим символом власти. Именно через них во дворец прибывали посетители — добровольно или нет. Именно сюда на слоне доставили Бабека перед казнью в 838 году, здесь тело опозоренного полководца Афшина было распято на всеобщее обозрение перед сожжением, после чего пепел выбросили в Титр.
Общественные ворота вели в Дар аль-Амму, или Народный Дворец. Его сводчатый зал (без сомнения, оцепляемый стражей во время государственных мероприятий) имел выход в маленький дворик, затем опять в ряд зданий и через еще один двор в сам зал официальных приемов. Южнее располагалась баня — может быть, специально для того, чтобы посетители могли привести себя в порядок перед встречей с халифом. Зал приемов состоял из центрального помещения с куполом и четырех иванов с выходами на обе стороны. На южном конце южного пеана находился еще один двор, в конце которого тоже имелось помещение с куполом, богато украшенное настенными росписями.
Похоже, что крестообразный зал приемов являлся местом для публичных аудиенций, но более любимых и близких товарищей халиф мог принимать в южном здании. Двигаясь по западно-восточной оси, посетитель прошел бы еще через несколько дворов, пока не достиг бы трибун, смотрящих на круг для скачек, который завершал восточный конец дворцового комплекса.
На север и на юг от главной церемониальной оси находилось множество более мелких помещений. В одном из них находилась государственная сокровищница, батш аль-мал, и Купол Жалоб (куббат аль-мазалим), где несчастливый халиф Мухтади в 870 году попытался оживить старые традиции доступа народа к халифу.
К северу от основной оси и немного восточнее зала для приемов лежит Великин Сирдаб (от персидского срiад), означающего холод, и аб, то есть воды). Это был круглый затененный бассейн, окруженный небольшими комнатами и двориками, здесь же располагалась баня. Придворный поэт Ибрахим аль-Мосули имел свой собственный сирдаб с проточным бассейном, вода в который подавалась постоянно и спускалась в сад. Он любил проводить жаркую часть дня, отсыпаясь здесь; похоже, что халифы использовали свои сирдабы подобным же образом. Существует рассказ о том, что однажды, задремав в сирдабе, поэт научился прекрасной новой песне у двух кошечек, черной и белой, которые жили под ступеньками сирдаба. Они предупредили его, что тот, кому он передаст эту песню, превратится в джинна. В итоге так и произошло: поэт научил песне свою девушку — и она превратилась в джиннию. Что снилось халифам, когда они спали в своих сирдабах, для потомков утеряно{301}.