Жених прибывал на лодке из Багдада. Аббас, его сын, приехал сюда заранее, и по его прибытии состоялся тщательно продуманный обмен любезностями. Хасан и Аббас встретились вне жилища Хасана на берегу Тигра, где по этому поводу был построен специальный павильон. Когда мужчины заговорили, первым в знак уважения приготовился спешиться Аббас, и Хасан стал просить его не делать этого; затем настала очередь Хасана попытаться продемонстрировать свое уважение, сойдя с лошади, но Аббас удержал его. Наконец, они обнялись, все еще сидя в седлах, а затем отправились в дом Хасана, Аббас двигался впереди.
Мамун отбыл из Багдада 23 декабря 826 года. Стоял Рамадан, и когда он прибыл в Фам ас-Силх, настало время вечерней молитвы. Он, его сын Аббас и его будущий тесть Хасан немедленно разговелись. После того, как они поели и вымыли руки, халиф попросил вина. Принесли золотой кубок, в который налили вина. Мамун отпил и протянул кубок Хасану. Повисла неловкая пауза: Хасан, добропорядочный мусульманин, никогда не пил вино, но отказ выглядел бы как оскорбление халифа. Его сопровождающий мигнул ему, чтобы он сделал вид, будто подчиняется, таким образом найдя выход. «Повелитель правоверных, — сказал Хасан, — я выпью с твоего позволения и следуя твоему приказу» — потому что раз сам халиф приказал ему сделать это, то как это может противоречить исламу? Халиф ответил, что без приказа он не протянул бы ему кубок. Напряжение было снято, и дальше они пили вместе.
На следующий вечер состоялась параллельная свадьба — сын Хасана Мухаммед женился на своей двоюродной сестре. На третий вечер имела место свадьба халифа. Буран сопровождали две старшие дамы из семьи Аббасидов, которые помогали ей готовиться к великому дню; одной из них была Зубейда, теперь уже крупная и важная дама, которая пережила несчастье — смерть своего нежно любимого сына Амина и гражданскую войну в Багдаде. Оставшись в живых, она примирилась с Мамуном, человеком, ответственным за свержение ее сына, и жила жизнью необычайно богатой вдовы.
Как только все расселись, Зубейда принесла золотое блюдо, на котором лежала тысяча жемчужин, которое она опрокинула над невестой. После непристойной перебранки, когда выяснилось, что один из слуг под шумок стащил десяток жемчужин, их снова собрали, уложили на блюдо и поставили на колени невесте. Затем Мамун сказал: «Это подарок тебе на свадьбу, а теперь проси у меня что хочешь».
Буран не издала ни звука, и ее бабушке пришлось подбадривать ее. «Ответь своему господину, — сказала она, — потому что он приказал тебе сделать это». Тогда, явно подталкиваемая Зубейдой, невеста высказала две просьбы. Первая — чтобы халиф помирился со своим дядей, поэтом Ибрахимом ибн Махди, который попытался утвердиться халифом в Багдаде на последнем этапе гражданской войны, а вторая — чтобы Зубейде позволили отправиться в паломничество.
Обе просьбы были удовлетворены. Затем Зубейда подарила ей невесте бадану Омейядов. Это была очень ценная вещь — безрукавка с рядом больших рубинов спереди и сзади, которая раньше принадлежала Аттике, жене халифа Омейяда Абд альМалика (685–705). Она переходила из рук в руки в царской семье Омейядов, а после переворота Аббасидов Умм Салама, жена первого халифа новой династии Саффаха, добилась, чтобы безрукавку отдали ей{339}. Теперь, более чем сто лет спустя, безрукавка стала священной реликвией, и когда Зубейда передала ее Буран, это послужило знаком, что та становится ведущей фигурой в хураме.
Этой ночью Мамун и Буран впервые спали вместе. Чтобы наполнить спальню ароматом, была зажжена свеча (или свечи), изготовленная из серой амбры и весившая более 3 килограммов. Серая амбра — это похожее на воск вещество, получаемое из спермы кита, которое составляло основу самых редких и самых дорогих духов того времени. Обычно ее находили плавающей в море или выброшенной на берег. Как многие очень дорогие предметы роскоши, она не всегда адекватно воспринималась потребителями — по крайней мере, Мамун пожаловался, «по ее дым слишком раздражает, так что слугам пришлось забрать эту свечу из амбры и замени гь ее обычными. Согласно более позднему рассказу, эта проблема оказалась не единственной в брачную ночь. Когда Мамун возлег с невестой, то обнаружил, что у нее как раз наступили месячные; ему пришлось отстраниться. На следующий день, когда главный судья Абу Юсуф подошел к нему с поздравлениями, Мамун с откровенностью, которая может удивить современного читателя, ответил маленьким стихотворением про жеребца, который приготовился атаковать поднятым копьем, чтобы пустить кровь — но его остановила кровь с другой стороны{340}.
На следующее узро Мамун выполнил одно из обещаний, данных Буран. Ибрахим ибн Махди, который, по-видимому, прибыл из своего убежища на лодке, прошел от берега реки к дому, где поселился халиф. Его допустили к монарху. Когда занавес отодвинули, и Ибрахим оказался лицом к лицу с Мамуном, он бросился на пол, но халиф сказал: «Дядя, больше не волнуйся!» — и Ибрахим поднялся и поцеловал его руку. Затем ему подарили почетные халаты. Халиф послал за лошадью и опоясал ею мечом, прежде чем они вышли на публику, чтобы показать, что Ибрахим прощен и восстановлен в милости.
Праздники продолжались две недели, так как ведущие лица страны всячески демонстрировали свое богатство и щедрость. На одном пиру, который затем долго упоминался в историях и легендах, Хасан написал на листочках названия имений и разбросал записки среди гостей. Тот, кто смог подобрать листок, мог сразу же ехать в поместье и объявлять его своей собственностью. Согласно другой версии этой истории, гостям раздавали шарики мускуса. Внутри каждого из них находилась бумажка с названием поместья, именем девушки-рабыни или приметами коня; получившие такую бумажку мужчины шли к должностному лицу, которое подтверждало, что они действительно получают этот выигрыш{341}.
Число одариваемых не ограничились несколькими приближенными персонами. Солдаты армии Мамуна, которые обычно платили за свое содержание из собственного жалования, были рады обнаружить, что теперь за все заплачено халифом, а том числе за пищу и фураж для их животных. И погонщикам верблюдов, сдавшим их в наем, и лодочникам — всем досталось от царских щедрот. А среди женщин, как описывают, прошло даже соревнование по величине трат, и когда одна из них заявила, что истратила 25 миллионов дирхемов, Зубейда уничтожающе ответила, что это ерунда, и что она истратила от 35 до 37 миллионов.
Но эта щедрость не пропала безответно — Хасану было отдано богатое поместье в Силхе и налоговые сборы провинции Фарс на юго-западе Ирана за целый год. Насладившись его двухнедельным гостеприимством, Мамун, его свита и молодая жена покинули хозяина и направились в Багдад, прибыв домой 5 февраля.
Буран и Мамун прожили вместе только восемь лет — до смерти халифа. Похоже, детей у них не было, но Буран сопровождала мужа во время кампании против византийцев и находилась с ним у его смертного одра. Она пережила мужа, поселилась, как мы видели, в собственном дворце в Багдаде и умерла в почете, в весьма преклонном возрасте восьмидесяти лет{342}.
Рассказ о свадьбе Буран — история об экстравагантности и щедрости. Свадьбу использовали для того, чтобы показать всему миру великолепие нового двора и прогнать память о гражданской войне, лишениях и разрухе. Это было также собрание царской семьи, призванное залечить внутренние раны, продемонстрировать общее примирение и возврат благосклонности халифа ко всем родичам. Однако она не положила начало тенденции. Ни один из последующих халифов дома Аббасидов не был рожден в браке, и ни одна из цариц-матерей, которые заправляли в хураме, не была замужем за отцом своих детей.
Девушки, составлявшие гарем халифов, происходили из самых различных земель и были представительницами разных культур — но так как исламские законы запрещали обращать в рабство мусульман, они обычно доставлялись извне империи. Некоторые девушки приобретались в качестве добычи после поражения врагов халифа.